Павел полуботок. Полуботок, павел леонтьевич Биография Павла Полуботка

- Предшественник: Иван Скоропадский Преемник: Данило Апостол - Предшественник: Иван Власович Преемник: Николай Грембецкий Рождение: (1660 )
хутор Полуботовка , Киевское воеводство , Речь Посполитая Смерть: 29 декабря (1724-12-29 )
Петропавловская крепость Отец: Полуботок, Леонтий

Па́вел Лео́нтьевич Полубо́ток (Полуботко, укр. Павло Полуботок ; ок. - 29 декабря ) - украинский военный и политический деятель, наказной гетман (исполняющий обязанности гетмана) Войска Запорожского ( -) после смерти Ивана Скоропадского , черниговский полковник .

Биография

Родился на хуторе Полуботовка . Был богатейшим человеком.

После смерти Скоропадского началась упорная борьба старшины во главе с Полуботком за защиту автономии Украины. В мае Полуботок был вызван в Петербург, где он подал челобитную Петру I об отмене новых стеснительных порядков, чем очень разгневал царя, который велел Полуботка с товарищами посадить в Петропавловскую крепость . Имущество Полуботка было конфисковано.

Умер в заключении в декабре 1724 года .

Мифы

В украинской историографии с именем Полуботка связано немало мифов.

В частности, «История русов » приводит довольно подробные обличительные речи Полуботка, якобы произнесённые в заключении; в частности, перед смертью гетман сказал: «Я вражды к тебе никогда не имел и не имею, и с тем умираю, как христианин. Верю несомненно, что за невинное страдание моё и моих ближних, будем судиться от общего и нелицемерного Судии нашего, Всемогущего Бога, и скоро пред Ним оба предстанем, и Пётр с Павлом там рассудятся» (хотя непонятно, кто из палачей мог их записать и как они оттуда попали к автору данного памфлета полвека спустя).

Ещё один распространённый миф - про «клад Полуботка », то есть золотой запас казацкой старшины, будто бы переданный на хранение в Банк Ост-Индской компании и не возвращённый. Попытки вернуть это золото предпринимались достаточно долго, в том числе и в годы Советской власти, однако в связи с отсутствием надёжных доказательств банк всякий раз отказывал в подобных претензиях.

Память

• В и 2010 годах были выпущены почтовые марки Украины, посвящённые Павлу Полуботку.

Напишите отзыв о статье "Полуботок, Павел Леонтьевич"

Примечания

Литература

• Багалей Д. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Грушевський М. Ілюстрована історія України с додатками та доповненнями / Упор. Й. Й. Боряк, В. Ф. Верстюк. - Донецьк: ТОВ ПКФ «БАО», 2004. - 736 с.
• Модзалевский В. Л. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
• Ульянов Н. И. . - М .: Изд-во «ИНДРИК», 1996.

Гетманы Войска Запорожского Великое княжество Литовское Речь Посполитая Русское царство / Российская империя Османская империя и Крымское ханство В изгнании

Отрывок, характеризующий Полуботок, Павел Леонтьевич

В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l"emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l"armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l"argent afin qu"ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n"avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j"avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l"eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d"autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]

рождение: 1660, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, В других источниках место рождения: хутор Полуботовка, Полтавский полк, Малороссия, Русское царство, ныне часть пгт Шрамковка, Драбовский район, Черкасская область, Украина.
войсковое звание: ок. 1678?, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, Знатный войсковой товарищ Черниговского полка Запорожского войска.
войсковое звание: 1687, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, С низложением Самойловича вместе с отцом попал в немилость у Мазепы, который лишил отца его Переяславского полковничества и не давал никакого уряда Павлу Леонтьевичу, занимавшемуся только хозяйством и скупкой разных земель
брак : Евфимия Васильевна Самойлович (Полуботок) , Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, Жена - племянница гетмана Самойловича, дочь Лебединского священника и сестра Гадяцкого полковника Михаила Самойловича.
войсковое звание: 1705, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, Черниговский полк Запорожского войска, воинское звание: полковник. Мазепа назначил на этот уряд после смерти Черниговского полковника Ефима Лизогуба.
войсковое звание: 6 ноябрь 1708, Глухов, Глуховский полк, Малороссия, Русское царство, Полковник Черниговского полка. После измены Мазепы явился на раду, созванную, по приказу царя, для избрания гетмана. Павел Полуботок был первым кандидатом на гетманскую булаву, выделяясь своим умом, хитростью и упрямством. Однако, Пётр I, находившийся на раде, не доверял ему, и, благодаря принятым мерам, гетманом был выбран Скоропадский, человек безличный и не способный ни на какие новые замыслы.
войсковое звание: 13 ноябрь 1708, Лебедин, Сумской полк, Малороссия, Русское царство, Полковник Черниговского полка. Пётр I вознаградил Павла Полуботока за устранение от гетманства: по двум царским грамотам он получил более двух тысяч дворов и стал самым богатым помещиком в Малороссии; сам гетман завидовал богатству Черниговского полковника.
место жительства: 8 февраль 1717, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство, Овдовел. Умерла жена Евфимия Васильевна. Захоронена в Черниговском соборе.
брак : Анна Романовна Лазаревич (Жураковская, Полуботок) , Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Русское царство
войсковое звание: 1721, Полковник Черниговского полка. Ходил с казаками в Ладогу "на дело канала" и вообще служил верно и тихо, не возбуждая против себя особенно громких жалоб за притеснения.
войсковое звание: январь 1722, Чернигов, Черниговский полк, Малороссия, Российская империя, Замещал гетмана Скоропадского, поручившего ему правление в Малороссии на время своего отъезда в Москву на поклон императорскому величеству.
войсковое звание: 3 июль 1722, Глухов, Глуховский полк, Малороссия, Российская империя, Вернувшийся из Москвы совершенно больным, скончался гетман Скоропадский, поручив правление дел Полуботку, то есть, сделав его "наказным гетманом". Об этом старшина донесла в Сенат. Так как Полуботок не был утверждён Сенатом в звании наказного гетмана, то он много раз ходатайствовал перед Сенатом о "наказничестве" и перед царём об официальном избрании нового гетмана.
войсковое звание: 21 июль 1722, Глухов, Глуховский полк, Малороссия, Российская империя, Приехал бригадир Вельяминов, президент только что учреждённой Малороссийской Коллегии, цель которой - уничтожение власти гетмана посредством передачи её по частям великорусским чиновникам. Старшина не хотела добровольно отказаться от главной своей привилегии - права распоряжаться имуществом подведомственного им народа, и "наказной гетман" сразу же стал противодействовать Вельяминову, с целью сохранения старшинских и, главное, своих собственных интересов, которые заключались, в искании им гетманской булавы.
...: 27 февраль 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Издан указ Правительствующего Сената о посылке в Малороссию русских в качестве комендантов Коллегии, которые потом предназначены для замещения полковничьих урядов.
...: 16 апрель 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Издан указ Правительствующего Сената, передававший всю власть гетмана Коллегии, и генеральная старшина должна была только исполнять её распоряжения, как исполняла раньше распоряжения гетмана. Этим указом уничтожались все её привилегии: она должна была теперь наравне с прочими платить налоги и лишилась возможности получать сборы, установленные ею самой с народа, который, таким образом, получал большую льготу.
...: 29 апрель 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Издан указ Правительствующего Сената, по которому князь Михаил Михайлович Голицын назначался главным командиром над всеми нерегулярными войсками, в том числе и малороссийскими казаками, с подчинением ему Малороссийской Коллегии "во всём том, что будет касаться до воинских отправлений".
...: 22 май 1723, Глухов, Глуховский полк, Малороссия, Российская империя, Курьером князем Енгалычевым доставлен Указ Правительствующего Сената о вызове Полуботка с товарищами в Петербург.
...: 23 июнь 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Издан указ Правительствующего Сената с решительным отказом в избрании нового гетмана и устанавливалось правительство (Малороссийская Коллегия), "и для того в сём деле докучать не надлежит". Последние слова этого указа могут достаточно объяснить причину ареста Полуботка и его товарищей.
...: 6 август 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Представление Полуботка и его товарищей царю состоялось на острове Котлин и обошлось благополучно, разные вельможи принимали "наказного гетмана" приветливо. Объяснений от Полуботка никаких не требовали, и было видно, что целью вызова его в Петербург было лишь удаление его с товарищами из Глухова, дабы они не помешали Вельяминову своими противодействиями приводить в исполнение указ 16-го апреля.
...: 10 ноябрь 1723, Санкт-Петербург, Российская империя, Прибыл канцелярист Иван Романович, посланный 20.10.1723 Коломацким в Петербург без ведома Коллегии с челобитными об отмене сборов и избрании нового гетмана. Романович тотчас же подал челобитные царю Петру I. По прочтении их царь тотчас же "с великим гневом и яростию" велел генерал-майору А. И. Ушакову взять под караул и отправить в Петропавловскую крепость Полуботка и всех, кто с ними тогда был: Савич, Чарныш, Грабянка, Кирпич, Корецкий, Володьковский, Ханенко, Быковский, Романович и другие мелкие и малоизвестные урядники. Коломацкие челобитные, привезённые Романовичем, истощили терпение царя, тем более что в них снова говорилось об избрании гетмана, чем не велено "докучать" указом от 23-го июня. Гнев царя был поддержан ещё тем, что при аресте имущества Полуботка и его товарищей был найден черновик мемории Николая Ханенко, убедивший царя в том, что старшина в своих ходатайствах лишь прикрывается именем народа.
...: 24 ноябрь 1723, Глухов, Глуховский полк, Малороссия, Российская империя, Расследовать дело царь направил Румянцева. Из произведённого следствия выяснилось, что народ не принимал никакого участия в составлении челобитных. Им были арестованы и отправлены в Петербург: Апостол, Жураковский, Лизогуб, Галецкий, Криштофенко, Валькевич и Данило Забела; имения Полуботка, Савича, Чарныша и Апостола были конфискованы. Следствие Румянцева убедило царя в невозможности серьёзного протеста со стороны народа его нововведениям в Малороссии, поэтому царь и не поступил с Полуботком и его товарищами так круто, как он поступал вообще с противниками своих начинаний.
смерть: 18 декабрь 1724, Санкт-Петербург, Российская империя, Полуботок не дождался решения своей участи: он скончался в 3 часа дня в каземате Петропавловской крепости (у Маркевича 17-го) и погребён 29-го декабря при церкви св. Самсония, за Малой Невою, в Санкт-Петербурге.

Это легенда о большом количестве золота (золотой запас казацкой старшины), которое украинский гетман Павло Полуботок якобы оставил на хранение в Банке Англии в двадцатых годах XVIII века.
Советской власти , однако в связи с отсутствием надёжных доказательств банк всякий раз отказывал в подобных претензиях.
Но обо всем попорядку...
Павел Леонтьевич Полуботок (Полуботко) (ок. 1660 г. - 29 ноября 1724 г.(по другим данным 18.12.1724 г.)) - «наказной гетман» (исполняющий обязанности гетмана) Украины (1722-1724 гг.) после смерти Ивана Скоропадского, черниговский полковник.
Родился на хуторе Полуботовка (ныне часть пгт. Шрамковка, Драбовского района, Черкасской области Украины).
Помимо всех прочих легенд, связанных с именем Полуботка, на легенде строится и предположительная дата его рождения. Документов, связанных с церковными записями не смогли обнаружить до сих пор, поэтому ориентировочно нам рекомендуют считать годом рождения Павла Полуботка год от Рождения Христова 1660.
Причем выводят год рождения чисто гипотетически – двадцать лет назад от женитьбы и рождения первого ребенка. 4
О детских годах его, разумеется, никаких свидетельств не сохранилось. Однако можно с уверенностью предполагать, что родители окружили сына, родившегося после четырех дочерей особой заботой и вниманием.
Он был любимцем, рос баловнем, ему многое прощалось.
Закончил Киевскую духовную Академию.
В казацкую войсковую старшину, которой доставалась основная доля военных трофеев, входил дед Павла, сотник Черниговского полка.
Отец Павла Полуботко Леонтий Артемьевич был уже командиром - полковником Переяславского полка - и входил в ближайшее окружение гетмана Малороссии Ивана Самойловича. Он не без оснований считался весьма и весьма состоятельным человеком и тоже мог оставить сыну значительное наследство, но обстоятельства сложились иначе.
Закончившийся провалом крымский поход 1687 года развязал руки противникам Самойловича. Поражение грозило сильно пошатнуть позиции Голицына и его покровительницы Софьи, нужно было вину сложить на кого-нибудь другого, и второе лицо в походе – гетман Самойлович – весьма для этого подходил.

Его верная старшина быстро сориентировалась в ситуации – и доносы полетели в Москву. Гетман-де и к походу готовился недобросовестно и вообще был против него, и к антитурецкой лиге в целом относился неодобрительно.
Короче – измена!
Используя свое положение, гетман сделал все для того, чтобы крымский поход не удался!
Донос был московским правительством принят благосклонно.
Суда не было. Старого гетмана с сыном Яковом, полковником Стародубским, сослали в Сибирь без разбора дела, все имущество их было конфисковано.
Второго сына Самойловича, полковника Черниговского Григория Самойловича постигла еще более страшная участь – ему отрубили голову в Севске по приговору «за бунт и сопротивление». И его имущество тоже конфисковали, разумеется.
Иван Самойлович падения не перенес и на следующий год в Тобольске отдал богу душу. Всесильный Голицын еще в том же возвратном на пути из Крыма лагере, где был арестован Самойлович, вел переговоры с генеральным есаулом Мазепою. О чем – выяснилось вскоре, когда после высылки семьи старого гетмана решено было выбрать нового.
Голицын предложил кандидатуру Ивана Мазепы. Старшина, понимая, что за этим предложением стоит рекомендация московского правительства, выбор поддержала.
Впоследствии открылось – Мазепа обещал за свое выдвижение Голицыну 10 тысяч рублей, и выплатил их честно...
В 1691 году царь Петр I получил письмо, в котором Мазепу объявляли соучастником готовившегося на него покушения. Так это было или нет, но в Москве донос был признан ложным, а проведенное Мазепой расследование показало, что к этому причастны Леонтий и Павло Полуботко.
Наказание последовало без промедления: все имущество и земли у Полуботко были изъяты. 3
Леонтий Полуботок, полковник Переяславский, был лишен полковничества, всех нажитых маетностей, практически разорен.
Не прошла коса конфискаций и контрибуций мимо молодого хозяина Павла Полуботка (его жена была племянницей Ивана Самойловича), у которого к тому времени было уже две дочери, и жена снова была в тяжести.
Богатство вернулось к Полуботко лишь многие годы спустя. Мазепе, решившему вывести Украину из подчинения Москвы, требовалась поддержка всех кланов, входивших в старшину, которую ему пришлось покупать.
Выпускник Академии Павел Полуботок был приближен к гетману Мазепе и поставлен через некоторое время на самое престижное полковничество – Черниговское.
Мазепа очень доверял Павлу Полуботко...
Но в 1709 году, вместо того чтобы последовать за своим благодетелем к шведам, черниговский полковник в числе первых явился к приехавшему восстанавливать законный порядок на Украине царю Петру .
После измены Мазепы Павел Полуботок был одним из двух кандидатов на гетманскую булаву, но Петр Великий выбрал слабого Скоропадского, а о Полуботоке выразился так:
«Этот очень хитер, он может Мазепе уравниться».

Чтобы как-то смягчить ситуацию с выбором гетмана, а также отблагодарить Полуботка за верность, пожалованными грамотами царя Петра за Полуботоком было утверждено более 2000 дворов, и он сделался одним из первых богачей в Малороссии, жил широко и даже держал у себя «двор», наподобие гетманского.
Однако жажда власти продолжала снедать его. И, чтобы не быть обойденным при следующей раздаче гетманских регалий, Полуботко подобрал «золотые ключи» к сердцу корыстолюбивого соратника царя Петра Великого Александра Даниловича Меншикова.
По смерти Скоропадского ему, «обще с генеральною старшиною», поручено было впредь до избрания нового гетмана ведать малороссийскими делами.
Петр I остался верен себе: черниговский полковник стал не избранным, а назначенным императором на время - до выборов - наказным гетманом. А проводить эти самые выборы «царь Великия, Белыя и Малыя Руси» запретил.
Одновременно царь Петр начал разрушать и сами основы гетманской власти.
В Малороссии, до тех пор не платившей в имперскую казну никаких налогов, вводились подати с богатой старшины. А вместо сидевшего в столице Малороссийского приказа, дьяки и подьячие в котором охотно принимали подношения казацкой старшины и не вмешивались в ее дела, Петр I создал Малороссийскую коллегию, которая находилась в украинском городе Глухов.
Эта коллегия, составленная из шести великороссийских штаб-офицеров из гарнизонов, стоящих в украинских городах, под председательством бригадира Вельяминова, фактически упраздняла какое бы то ни было значение гетмана и его генеральской старшины.
Наличие на одной территории двух администраций привело к конфликту.
Бригадир Вельяминов, стоявший во главе коллегии, сказал однажды Полуботоку с товарищами:
«Согну я вас, что и другие треснут. Уже ваши давнины переменить велено, а поступать с вами по-новому».
Полуботок решился всячески бороться, на легальной почве, с Вельяминовым и его новшествами. Вначале, казалось, успех склонялся на сторону Полуботока и малороссийских автономистов; Сенат, которому они жаловались на Вельяминова, отменил многие его распоряжения; сторону Полуботка держал из личных корыстных побуждений Меншиков.
Но Петр I игнорировал жалобы Полуботка, продолжая ограничивать малорусское самоуправление.
Вельяминов жаловался на непослушание Полуботока царю. Результатом жалоб стали указы 1723 г., предоставившие еще более значительную власть малороссийской коллегии: к ней переходила вся прежняя гетманская власть, на полковничьи уряды велено было назначать не малороссиян, а великорусов.
Николай Маркович одну из глав своей «Истории Малороссии», изданной в 1842 году в Москве в Типографии Августа Семена, заканчивает патетически:
«Велик был Петр в своих помыслах, велик был и в средствах достигать цели своей!
Но еще один тяжелый подвиг предстоял благодушному царю: «Ему должно было для блага отечества и для общего двух народов успокоения замкнуть правдивые уста знаменитого Украинца: перед ним стоял Полуботок...» 4
В мае 1723 Полуботок и его два главных помощника (Савич и Черныш) были вызваны в Петербург, где он подал челобитную Петру I об отмене новых стеснительных порядков, чем очень разгневал царя.
Петр I велел Полуботка с товарищами посадить в Петропавловскую крепость и послал в Малороссию Румянцева произвести следствие о челобитных, подававшихся Полуботком от имени народа.
Имущество Полуботка было конфисковано...
В то же время Тайная канцелярия планомерно и настойчиво одного за другим допрашивала всех арестованных украинцев, доискиваясь не только правды о конфликте с Коллегией Малороссийской, но и о казне Войска Запорожского, находившейся в ведении наказного гетмана, но сыскной бригадой Румянцева не обнаруженной.
А казна та должна была быть по расчетам делопроизводителей немалой. И нужда в ней была превеликая.
Однако, никто ничего вразумительного сказать не мог, не помогали и пытки. А старик Полуботок, так и вообще молчал, усмехался только в усы. Да и занемог он к тому же – не больно с таковым и поговоришь.
В украинской историографии с именем Полуботка связано немало мифов. Личность Полуботка, очевидно вследствие его печальной участи, была окружена впоследствии ореолом мученичества и идеализирована.
В частности, «История русов» приводит довольно подробные обличительные речи Полуботка, якобы произнесённые в заключении.
Например, якобы перед смертью гетман сказал:
«Я вражды к тебе никогда не имел и не имею, и с тем умираю, как христианин. Верю несомненно, что за невинное страдание моё и моих ближних, будем судиться от общего и нелицемерного Судии нашего, Всемогущего Бога, и скоро пред Ним оба предстанем, и Пётр с Павлом там рассудятся» (хотя непонятно, кто из палачей мог их записать и как они оттуда попали к автору данного произведения полвека спустя).
Он умер в заключении 18 декабря 1724 г.
Ровно на сорок дней Господь дал пережить Петру Первому Павла Леонтьевича Полуботка и призвал к себе его ранним утром 28 января 1725 года.
Может быть и встретились души их там, в неведомой выси, где ни сорок дней или столетий значения не имеют, где царствуют истина и вечность…

Но вернемся к казне Войска Запорожского, которую не нашла следственная бригада Ушакова...
Войсковая казна это вполне реальная и весьма ощутимая сумма, находящаяся в ведении гетмана и генеральной старшины, обеспечивающая, как боеспособность войска, провиант, содержание, так и растущий уровень личного благосостояния вышеупомянутой старшины.
Собственно, за канцелярскою тяжбой с Коллегиею Малороссийской о судах неправедных и поборах необоснованных стояла прежде всего забота гетманской администрации о сохранении за собой именно права собирать всевозможнейшие налоги и разнообразные подати с казачества и прочего посполитого люда, то есть, забота о пополнении казны.
По издавна заведенному порядку сюда же, в войсковую казну, поступала и половина от конфискованного, и наиболее ценные трофеи, воинская, стало быть, добыча.
Согласно легенде, перед арестом Полуботок тайно отдал на хранение 200 тысяч золотых монет Банку Англии под 7,5 %. Сумма денег, банк и проценты варьируются в различных вариантах: некоторые источники указывают на две бочки с золотом, 2,5 % и банк Британской Ост-Индской компании.
В своем завещании Полуботок якобы ставил условие, что деньги можно будет получить в банке только тогда, когда Украина станет свободной и независимой страной. И сделать это можно будет только в присутствии представителя, уполномоченного Украинским независимым государством и обязательно одного из его потомков по мужской линии.
80% вклада завещалось Украине, 20% - потомку по мужской линии.
Вот такое условие...
Откуда вообще в деле о наследстве гетмана Полуботка всплыла Англия?
Каким образом?
Да, по описям и протоколам допросов ясно, что казна войсковая обнаружена не была, ее искали, но не нашли. А может быть сундук с деньгами был просто закопан в огороде отдаленного полуботковского родственника, человека верного?
Или под каким-нибудь приметным деревом в лесу?
В традициях казаков и гайдамаков именно таким образом оставлять на сохранение деньги и воинскую добычу.
Следует подчеркнуть и то обстоятельство, что дом Полуботков в Михайловке, в котором и пересиживала жена Павла Леонтьевича трудные времена его ареста, по наследству достался в свое время Василию Капнисту.
Так вот новый владелец высказывал удивление прочности, глубине и обширности подвальных помещений этого дома – среди многочисленных стен, закоулков и коморок этих каменных погребов не представляло труда замуровать и несколько сундуков, и человека живого, свидетеля, предположим, неугодного, и даже коня оседланного в полный рост.
Но не разбирали подвалов, не размуровывали потайного хода царские служители. А простого миноискателя им ждать еще два с половиною века.
Не говоря уж об ультразвуке, рентгене, инфракрасном излучении и прочих научных премудростях наших дней...
Есть несколько версий о судьбе золота Полуботка.
Вот что читаем у Прокопенко В. в его произведении «Сокровище»: «По первой, основной версии, главным действующим лицом является сын Павла Леонтьевича Полуботка – Яков.
Предчувствуя неизбежный свой арест и все его формальные последствия, как то опись и конфискацию имущества, мудрый пан полковник по совету еще более мудрой пани жены полковниковой поступает следующим образом: в середине 1720 года сыну своему Якову поручает он секретную миссию, снаряжает его в дальнюю дорогу на двух крепких возах с четырьмя казаками дюжими в сопровождении.
А везти надлежит восемь (?) бочонков малых, воском крепким залитых.
Снарядилась экспедиция в путь и без лишнего шуму отбыла, на полудень головы коней своих направляя. К морю, стало быть, Черному.
Здесь, на море, где именно, версия не уточняет, но надо полагать, недалеко от дельты днепровской, в районе Очакова (и тут же выплывает закономерный вопрос – а почему надо было ехать на подводах, если от Чернигова вниз по реке к морю прямой испытанный и плавный путь?) предстояло казакам сторговаться с моряками, нанять корабль для путешествия, или в крайнем случае, учитывая серьезность целей, купить его вместе с командою.
Уж не знаю, на каких условиях, но Якову Павловичу, по рассматриваемой версии, заполучить судно удалось.
И, перегрузив бочонки на палубу, казаки поплыли еще южнее – через Босфор и Дарданеллы, из Эгейского моря в Ионическое, мимо Греции и Сицилии, мимо острова Ла-Валетта, по Тиренскому морю – в Марсель, шумный французский порт.
Здесь Якову Полуботку надлежало нанять французские подводы, на них перегрузить бочонки и двигать уже на Север, к Гаврскому побережью, к проливу Ла-Манш, через всю страну от побережья Средиземноморского к Океанскому.
Ему и это удалось.
Достигли славные ребята-казаки пресловутого Гавра, сторговались с плывущими к туманному Альбиону моряками и перегрузились на отчаливающий парусник.
Скоро и беспрепятственно тайных посланников пана Черниговского полковника вместе с восемью бочонками малыми, залитыми воском, встретила столица могущественной Британской империи.
Яков Павлович заглянул без промедления на Ломбард-стрит, где размещались конторы банков английских, выбрал наиболее подходящий банк Ост-Индской компании и с облегчением передал представителям сего банка все восемь бочонков, в которых, как, наверное, следящий за мыслью читатель догадался, воском было залито для вящего камуфляжу и таможенного обману – подлинное червоное казацкой войсковой казны золото.
И сумма называется точная – было под воском 200 000 золотых.
Здесь следует сделать небольшое отступление, так как сам собою возникает вопрос об изобретательности казацкого ума, догадавшегося провезти золото через половину Европы именно в бочонках и именно залитых воском.
История отечества знает красноречивый пример, откровенными последователями которого и выступили, согласно версии, Полуботки.
Еще в 1604 году, то есть более века до описываемых событий, поздней осенью, когда Лжедмитрий со своими войсками уже продвигался к Москве, заняв Чернигов, Оскол, Белгород, Воронеж, Елец и другие города, – случилось его ратникам перехватить казну, тайно везенную московскими купцами к начальникам северских городов. Сам Новгород-Северский единственный оказал военное сопротивление полкам самозванца; командовал гарнизоном Петр Федорович Басманов вместе с Никитой Романовичем Трубецким, посланным Годуновым специально для встречи ненавистного лже-царевича.
Так вот, задержанные торговые люди, купцы с обозом и различной поклажей, везли царским служакам помимо всего прочего еще и провиант. Уж не знаю, что именно привлекло внимание ратников Лжедмитрия в обозе всего более – икра ли паюсная, окорока ли вологодские, соленья или сулеи с крепкой горилкой (хроника годуновской поры о таких подробностях умалчивает), однако совершенно точно из тех же хроник начала XVII века известно, что лжецаревичу доставили для суда и разбора купцов, которые везли в медовых бочках казну войсковую для поддержания сил противника.
Не убежден, что Полуботок или его помощники знали именно об этом, запечатленном летописцами, случае. Но то, что такой способ транспортировки особо ценных грузов существовал, сомневаться не приходится – традиция более чем вековая…» 4

Читаем далее:«Вторая «северная» версия появилась, скорее всего одновременно с первой, как альтернатива ей, для тех, кого уж совсем не убедит марсельское путешествие.
Впрочем, не исключено, что обе они были запущены в общественное мнение с одной целью – направить мысль интересующихся по ложному пути, привлекательному удалью и благородным риском, везеньем, которое сопутствует, как известно, сильным.
Да, так согласно второй версии все тот же Яков Полуботок (интересно, а почему не Андрей? Его что, на море укачивало что ли?) и все с теми же бочонками, залитыми все тем же воском (количество, правда, изредка варьировалось) направляется уже не на юг, а в прямо противоположном направлении – на Север. Цель его – Архангельск, город удалых зверобоев, купцов и мореплавателей заморских.
Города этого портового, проехав опять же беспрепятственно всю Россию, Яков достигает. За деньги немалые нанимает корабль и шкипера, который соглашается быть и переводчиком.
И с тем шкипером, уже по Баренцеву и Норвежскому и Северному морям плывет Полуботок-младший в Лондон.
Приплывает.
Дальше все знакомо и легко – тем более переводчик под рукой. Однако, таким образом, шкипер оказывается посвященным в дело, и с ним надо поступать или как со своими собственными казаками, что грустно, или как с джентльменом, умеющим держать слово.
Шкипер, – морской волк, оказывается человеком благородным и обещает тайну вклада навечно сохранить.
Яков ему доверяет, и прощаются они вполне дружелюбно.» 4

Есть еще третий, малоизвестный вариант маршрута «золота Полуботка». По приказу Петра I украинские казаки участвовали в рытье Ладожского канала.
После первой своей экспедиции на строительство Ладожского канала в 1718 году Павел Леонтьевич Полуботок с трудом привел домой половину казаков, потеряв в жестоких условиях многих друзей и тысячи воинов; и самому ему довелось пережить там превеликие тяготы.
Поэтому понятно, что когда был получен приказ вновь направлять казацкое войско на изнурительное рытье канала, он решил предусмотрительно распорядиться своим имуществом на случай невозвращения, написал «духовную», положил ее в зеленую шкатулку, – то есть приготовился к вполне возможным ударам судьбы.
Но в завещании нет и быть не могло ни единой строки о золоте казны войсковой.
Читаем дальше у Прокопенко В.:
«И тут нельзя не заметить знаменательного совпадения, – припоминаете? – все версии об отправке сокровищ в Англию датируются именно 1720-м годом, то есть именно тем, когда Павел Леонтьевич в качестве наказного гетмана при живом еще ясновельможном гетмане Иване Скоропадском возглавлял украинское войско в ладожском походе.
Случайно ли такое совпадение?
И совпадение ли?
А не тут ли сокрыт ответ на главный наш вопрос поставленный при рассмотрении всевозможных вариантов транспортировки столь секретного и ценного груза через всю страну и за море?
Представьте себе, – санкционированное самим царем передвижение по стране казацких полков, военный многолюдный поход, – какое еще более надежное прикрытие для вывоза ценностей можно было придумать – ни тебе подорожных, ни тебе проверок, ни подозрений: полная конспирация, – в сопровождении двадцати тысяч воинов подвода с золотом абсолютно беспрепятственно и без малейшего риска могла быть проведена через всю Украину и Россию, а дальше Яков мог под видом фуражира или провиантмейстера продолжить путь до Архангельска…
Учитывая характер Полуботка и сложившуюся очень сложную для него ситуацию, тут есть над чем задуматься.
Как и он, наверное, не одну бессонную ночь провел, прежде, чем принял окончательное решение. Взвесить ему нужно было все, до самой наименьшей детали предстоящей операции.
И он взвесил…
Но факт – завещание перед ладожским походом Полуботок написал.
Однако не пришлось в тот раз завещанием воспользоваться, так как и из этого похода Полуботок вернулся цел и невредим. Так оно и лежало в ящике шкатулки до лета 1723 года.
Последние записи в духовной сделаны за неделю до выезда Полуботка из Чернигова, 5 июня 1723 года.
В 1908 году завещание это держал в руках Николай Гальковский, разбиравший архив графа Капниста в городе Лебедине.
Василий Капнист являлся прямым потомком наказного гетмана и ему по наследству достался общирный архив последнего. Но завещание это, которое обнаружил местный историк, по сообщению самого Гальковского, начиналось со слов:
«Якову для подарков и для прочего прибирания к тому же акту весельному повинно пять тысяч из суммы моей оставляю быти, и сукна, против Андреевых сукон справившиеся»…

Гальковский сразу же разобрался, что так не может начинаться документ и потому сделал совершенно логичный вывод о том, что держал в руках лишь финал тестамента, а начальные же его страницы (сколько их было - неизвестно) обнаружить ему тогда не удалось.
Исследователь не лишал себя надежды найти их при дальнейшем разборе архива, но нашел или нет – неизвестно. Собрание бумаг графов Капнистов со временем раздробилось, часть его ныне находится в фондах Черниговского исторического музея.
Но там ли искомые листы?
Есть известие о том, что домовая служанка Полуботков, выполняя инструкцию хозяина, как только было получено известие об аресте полковника, сожгла все его письма, все хранившиеся в доме бумаги, которые так или иначе могли повредить Павлу Леонтьевичу при царском досмотре.
Может быть и начало завещания обратилось в пепел усердием служанки? » 4
История «Золота Полуботка» обрела широкую известность в 1907 году, когда была опубликована в русском журнале «Новое время» профессором Александром Рубцом.
Александр Рубец в своей статье рассказал о том, что он обнаружил запись рассказа английского шкипера, который вез в 1720 году из Архангельска в Лондон двух молодых украинцев (Андрей и Яков?) и их дядьку-наставника.
Пассажиры, как утверждал шкипер, еле втащили на судно тяжелые бочонки. По прибытии в Лондон они попросили шкипера проводить их до конторы Ост-Индской компании.
В бочонках оказалось 200 тысяч золотых червонцев, и один из украинцев, представившийся сыном Павла Полуботко Андреем (опять путаница?), внес их в Ост-Индскую компанию на хранение.
Вклад был принят на следующих условиях: 4% годовых с начислением процентов на проценты, на него не распространялись правила конфискации за давностью лет, и получить вклад мог либо сам Павло Полуботко, либо его наследники, либо лица, ими назначенные.
Следует заметить, что Рубцы - одна из фамилий, которая считается потомками гетмана Полуботка.
«Историк В. Моздалевский в своем капитальном «Малороссийском родословнике» собрал хронологические сведения об этом семействе, и заняли они много страниц, восходя корнями к самому началу семнадцатого века.
Многими поколениями предки Рубца гнездились на Черниговских землях. Достаточно вспомнить, что именно один из Рубцов во второй половине ХVII века был послан в Петербург с прошением от Украины на избрание нового гетмана.
Так что в многочисленной когорте наследников Полуботка Александру Ивановичу было чем гордиться. » 4
Александр Рубец предложил провести съезд потомков Полуботко в 1908 году в городе Стародубе.
«... в 1907 году столичная газета «Новое время» в № 11384 от 20 ноября поместила объявление, от которого, как круги от камня, брошенного в воду, поползли слухи, домыслы, сплетни, распространяясь на всю Россию.
Разумеется, с особым интересом встретили это объявление жители Украины, так как оно касалось предмета, связанного с нею самым тесным образом.
Судите сами:
«Александр Иванович Рубец, бывший профессор С.- Петербургской консерватории считает своим долгом довести до сведения лиц, состоящих в близком или дальнем родстве с Павлом Леонтьевичем Полуботко, исправлявшим должность гетмана Малороссии в 1722-1724 годах, что после смерти названного гетмана Полуботко остался значительный капитал в Лондонском государственном казначействе, положенный им туда сроком до востребования.
Капитал этот наследниками П.Л. Полуботко не истребован, и в настоящее время возрос до 80 миллионов фунтов стерлингов или до 800 миллионов рублей.
Полагая, что право на истребование означенного вклада в виду его бессрочности («до востребования») наследниками не утрачено и возможно, но, сознавая, что одному человеку это не по силам, я почтительнейше и усердно прошу всех с нижепоименованными фамилиями прибыть в город Стародуб Черниговской губернии 15 января 1908 года для совместного и всестороннего обсуждения мер по законному истребованию из Лондонского Государственного Казначейства капитала Полуботки.
Список наследников:
Полуботки, графы Гудовичи, Кулябко-Корецкие, Рубцы, Лизагубы, Синегубы, Сологубы, Немирович-Данченки, Старосельские, Гамалеи, Рашевские, Трипольские, Бонч-Осмоловские, Булацели, Бороздны, Борковские, Дунин-Барковские, Почеки, Подольские, Тризны, Тропины, Тычины, Лазаревские, Лошинские, Лосины, Золотаренки, Ханенки, Миклашевские, Дорошенки, Щербаки, Чарнолуцкие, Аржаво-Чижевские, Шандриковские, Ширай, Чесноки, Искры, Гудим-Левковичи, Тарновские, Самоквасовы, Самойловичи.
Список этих фамилий был составлен в 40-х годах прошлого столетия по поручению Лондонского Государственного Казначейства, через агентов, приезжавших с этой целью в Россию.
Присовокупляю, что до осуществления предполагаемого мною съезда гг. наследников, я ни в какую переписку по сему делу входить не буду и на запросы отвечать не стану.
А. Рубец».
Представляете, что мог почувствовать добропорядочный гражданин, развернув после сытного обеда газету и на первой же странице прочтя свою или своего знакомого фамилию, да еще с приоткрывающейся перспективой получить негаданное наследство, хранящееся двести лет в английском банке?
Это объявление Александра Ивановича Рубца в газете «Новое время» имело очень широкий резонанс.
Автор музыкальной версии знаменитого шевченковского стихотворения «Думы мои, думы мои» Рубец был достаточно популярен в либеральных кругах украинской интеллигенции, и по сей причине недостатка в добровольных помощниках не испытывал.
В подготовке съезда ему помогали молодые и энергичные адвокаты из Чернигова и Харькова. 4
В рождественские праздники 1907 года была добавлена для многих изрядная толика надежд, ожиданий и предвкушений.
Разумеется, среди читателей столичной газеты было и жандармское ведомство. И хотя к перечисленным приглашенным формально оно не относилось, но, тем не менее, специально подготовленных сотрудников к предстоящему мероприятию спешно назначило.
И предстояло им немало потрудиться, чтобы подробные отчеты исправно ложились на чиновничьи столы департамента.
В качестве примера можно привести два документа из архива Черниговского Жандармского Управления:
«12 января Стародубский уездный исправник Начальнику Черниговского Губернского Жандармского Управления.
15 января сего года в городе Стародубе предстоит с разрешения Черниговского губернатора съезд наследников бывшего малороссийского гетмана Полуботко, оставившего в 1700-х годах в Лондонском банке крупный вклад денег, достигший в настоящее время колоссальных размеров 800 миллионов рублей – для обсуждения вопроса по поводу предъявления претензий к Английскому Правительству о возвращении означенного капитала.
Уездный Исправник /подпись/»
«СЕКРЕТНО.
Помощник начальника Черниговского жандармского управления в Стародубском уезде января 1908 г. № 114 получено 24.01.1908 дело № 3
Во исполнение предписания от 16 января № 163 доношу, что 15-16 января в городе Стародубе с разрешения Черниговского губернатора состоялся съезд наследников бывшего малороссийского гетмана Полуботко.
На этот съезд явилось около 660 человек наследников.
Но по слухам будто бы в Лондонский банк никакого вклада Полуботко не делал.
Ромистр Зайцев Подпись/»
Показателен факт, который всплыл много позднее – министерство Иностранных дел России сразу же после объявления в газете, но не поднимая излишнего шума и не информируя о том общественность, провело со своей стороны исследование названного в объявлении Рубца факта хранения Лондонским банком некоего вклада бывшего наказного гетмана Украины.
Внешнеполитическим ведомством были предприняты определенные шаги для того, чтобы ответить на запрос правительства – сколь реальны распространяющиеся слухи?
Рвение чиновников тоже можно понять – речь ведь в объявлении шла о сумме нешуточной – почти в миллиард рублей!» 4
Немало способствовали подогреванию атмосферы на съезде многочисленные газетные публикации, потоком хлынувшие после приведенного уже объявления Александра Ивановича Рубца.
Например, газета «Русское слово» писала 6 января 1908 года:
«Весть эта (о наследстве) всполошила многочисленных потомков бывшего гетмана.
В местные киевские газеты чуть ли не ежедневно приходили разные лица, украинцы, русские, поляки так или иначе считавшие себя наследниками колоссального богатства.
Большинство из них люди малосостоятельные и находящиеся на службе в разных учреждениях.
Съезд «наследников», на котором предполагается делить неразысканные еще богатства, смутил их умы. Многие из них, рискуя потерять службу, собираются ехать непременно».
Оскорбительный для устроителей съезда фельетон «Лжемиллионы гетмана Полуботка» написал «дядя Гиляй», иначе говоря – Гиляровский Владимир Алексеевич.
Так или иначе, журналисты делали свое дело, упражнялись в острословии, зарабатывали на сенсационной теме повышенные гонорары, а наследники возбужденно ждали – когда же явятся им сказочные богатства их легендарного предка.
И панихида, отслуженная по Павлу Леонтьевичу Полуботку в местной церкви перед открытием съезда, воспринималась многими, как благодарственный молебен благодетелю и попечителю. Присутствующие плакали настоящими горячими слезами.
Плакал и Александр Иванович Рубец, видя, вернее, слыша, как воплощается в реальность его идея. 4
Как рассказывала своим детям и внукам участвовавшая в этом мероприятии Инна Никандровна Рошевская, на съезд собралось около ста человек (хотя, судя по отчету жандармского ротмистра - около 660 человек, а в газетных отчетах об окончательном количестве наследников присутствовало число 549), имевших основания считать себя потомками гетмана, но прямых наследников по мужской линии обнаружить не удалось.
А в составленном родословном древе по женской линии не хватало какого-то одного, но очень важного звена. 3
Однако у Рошевской, как и у других участников съезда, осталось ощущение, что все эти трудности вот-вот будут преодолены. Наверное, этому способствовала где-то добытая Рубцом информация о том, что наследство гетмана Полуботко пытался заполучить сначала его старый приятель Меншиков, а затем фаворит Екатерины Второй князь Потемкин.
Кроме того, присутствующим были показаны вырезки из газет 1840-х годов, в которых рассказывалось о том, что английские агенты разыскивают наследников Полуботко.
Потомки гетмана также занялись оценкой предполагаемого наследства. По их расчетам получилось, что за прошедшие годы вклад должен был увеличиться более чем в тысячу раз. И на каждого из присутствовавших, как вспоминала Рошевская, приходится астрономическая сумма - миллион фунтов стерлингов. 3
«Рассуждения и споры о дальнейших шагах породили документ – программу действий из восьми пунктов. Для реализации был избран соответствующий орган – распорядительное бюро.
Членами его стали следующие лица: граф Капнист, литератор Кулябко-Корецкий и господин Козачек из Минска.
Собрание прошло под председательством Федора Андреевича Лизогуба», – заканчивает свою заметку корреспондент «Черниговского слова». 4
Избран был казначей распорядительного бюро – В. Пржевальский, – в обязанности которого вменялось вести учет всем издержкам предприятия, чтобы ясна была картина – на что тратятся общественные деньги, какова их отдача.
На практическую деятельность распорядительного бюро тут же по подписке стали собирать с присутствующих взносы, минимальная сумма по решению собрания определена в десять рублей.
Именно распорядительное бюро и должно было стать, по мнению съезда, представителем общих интересов в конторе Лондонского казначейства.
То есть, – полностью воплощался главный тезис устроителя и вдохновителя съезда, Александра Ивановича Рубца – мол, одному человеку столь громоздкое по организации и затратам мероприятие не по силам. В этом смысле Стародубский съезд полностью себя оправдывал – все откликнувшиеся потенциальные наследники встретились, познакомились, объединили усилия и, что особенно важно, собрали необходимый стартовый капитал. 4
Во время всей многочасовой и шумной кутерьмы, общей возбужденной беседы, Александр Иванович Рубец не выпускал из рук черную папку с бумагами, которую часто похлопывал увесистой ладонью своей, демонстрировал, как веский аргумент, когда говорил, к примеру, о наличии доказательств, свидетельствующих о вкладе, документов, подтверждающих правоту требований или само собой разумеющееся содействие чиновников английского казначейства в получении причитающихся денег.
Этот повелительный жест и, особенно, внушительная тугобокость блестящей папки с замками, действовали на съезд успокоительно, вселяли надежду.
К этой же папке с самого начала были прикованы и взгляды многочисленных соглядатаев, филеров, агентов. Да и просто досужие авантюристы не преминувшие воспользоваться случаем пронюхать поживу – сей кожаный тугобокий предмет из поля внимания своего не теряли.
Но большие, по-казацки крепкие, хоть и музыкальные руки профессора с вожделенною папкою не расставались ни на секунду…
Любителям живописи и знатокам искусств руки бывшего профессора консерватории могли показаться знакомыми: именно эти руки были увековечены в восьмидесятые годы прошлого столетия Ильей Репиным в картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
Работая над своим историческим полотном, Репин в поисках типажей, натуры, правды фактур и цвета совершил поездку по Украине – чтобы, как подлинный реалист, пропитаться пьянящим степным воздухом, голубизной бескрайнего украинского неба, вольным духом казачества.
Судя по результату, все это удалось художнику. Тем более, что кроме этой специальной поездки Репин и так часто бывал на Украине, был лично знаком с представителями творческой интеллигенции, портреты многих оставил в своем творческом наследии.
Так вот, для написания удалого дородного казака на переднем плане справа в композиции «Запорожцев» Репину необходим был выразительный и характерный образ. Типаж долго не находился.
Один из эскизов был написан со знаменитого своими похождениями по столичному «дну» журналиста Владимира Гиляровского.
Однако для картины позировать Илья Ефимович пригласил профессора петербургской консерватории Александра Ивановича Рубца, который так задушевно пел украинские народные песни и происходил к тому же из тех самых запорожских казаков.
Очень колоритный получился персонаж: хохочущий седоусый богатырь, как воплощение основательности и силы; сразу было понятно, руки этого видавшего виды запорожского казака трубки своей походной ни за что не отдали бы и под пыткой даже самому турецкому султану или дюжине его подручных, – руки воина, крепкие, как корневища, надежные и умелые, они вполне соответствуют лику смеющегося до слез былинного богатыря – сродни утесу или же крутому днепровскому берегу… 4
Съезд принял решение создать комиссию из 25 присутствовавших на съезде делегатов, для поисков наследства и нанять для этого известного адвоката Кулябко-Корецкого.
Однако первая поездка Кулябко-Корецкого в Лондон оказалась безрезультатной.
Ост-Индская компания была ликвидирована в 1858 году. И ни получить подтверждений того, что в ней находились золотые червонцы Павла Полуботко, ни узнать, куда были переданы невостребованные вклады, адвокату не удалось.
Второй поездке помешала начавшаяся Первая мировая война.
Инне Никандровне Рошевской после начала войны было не до наследства. Ее сына Бориса Шеболдаева арестовали за участие в подпольной большевистской организации. Рошевской пришлось использовать весь свой авторитет и все влияние на высокопоставленных пациентов (она была врачом, окончила Сорбонну и много лет практиковала в Ставрополе), чтобы ссылку в Сибирь Борису заменили отправкой санитаром на Закавказский фронт.
Но даже оказавшись на фронте, потомок гетмана не прекратил большевистской агитации.
От очередного ареста с плачевными последствиями его спасла лишь Февральская революция. Шеболдаева избрали заместителем председателя военно-революционного комитета Кавказской армии.
А вскоре Шеболдаев оказался в Баку, где после провозглашения Бакинской коммуны был назначен заместителем наркома по военным и морским делам.
Именно тогда он познакомился с будущим членом Политбюро Анастасом Микояном.
Их обоих арестовали после падения коммуны. И они оба каким-то чудом не попали в число 26 расстрелянных бакинских комиссаров.
Дружба двух большевиков была настолько тесна, что, работая в Ростове, Микоян и Шеболдаев жили со своими семьями в одной квартире и питались в складчину.
В двадцатые годы Шеболдаева неоднократно переводили с места на место: Кавказ, Туркестан, Поволжье и, наконец, Москва.
В 1925 году наследника гетмана назначают заместителем заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б) - святая святых партии, ведавшем всей расстановкой партийных кадров, а затем он становится первым секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б).
Тогда же, в 1930-е, по словам его сына Сергея, Шеболдаеву позвонил некий человек и сказал, что он может получить наследство гетмана Полуботко.
Шеболдаев ответил, что не интересуется этим, и положил трубку. 3
Возможно, Петр Шеболдаев счел звонок чьей-то провокацией. Но существуют данные, говорящие, что это было не так.
Много лет спустя в печати появилась следующая история.
В 1922 году в посольство УССР в Вене (такие существовали до образования СССР) обратился некий человек, приехавший из Бразилии и назвавшийся Остапом Полуботько - прямым потомком одного из сыновей гетмана.
Он показал послу Юрию Коцюбинскому фотокопию документа о вкладе Полуботька, подлинник которого он якобы хранил в надежном месте, и предложил следующую сделку: он передает право на получение денег правительству УССР, а за передачу подлинника документа получит один процент накопившейся огромной суммы.
Как говорилось в той же публикации, на переговоры с британской стороны прибыл полковник Роберт Митчелл из «Бэнк оф Ингланд», который заявил, что сначала ему нужно удостовериться в подлинности документов. Но даже если они окажутся подлинными, это не означает, что наследство будет передано правительству Украины.
Во-первых, это правительство не признано Великобританией.
А во-вторых, сумма с накопившимися процентами слишком велика для того, чтобы говорить о ее передаче. Речь может идти лишь о какой-либо полюбовной сделке.
Возможно, звонок Борису Шеболдаеву был отголоском этой истории. Может быть, англичане, обеспокоенные появлением прямого наследника и подлинных документов, начали искать путь для проведения полюбовной сделки через самого влиятельного в СССР наследника гетмана.
Еще несколько лет спустя сестре Бориса Шеболдаева, Ольге Шеболдаевой-Широченской, во Внешторгбанке в Москве рассказали о некоей делегации англичан, которые приезжали для проведения переговоров о наследстве гетмана.
Но в подробности она постаралась не вникать: в июне 1937 года первый секретарь Курского обкома партии Шеболдаев был арестован и вскоре расстрелян.
Вслед за ним репрессировали его жену и мужа Ольги Шеболдаевой-Широченской.
Существуют утверждения, что возможные претензии СССР на наследство Полуботка были предметом переговоров с Великобританией в 1940-1980-е годы и были достигнуты соглашения о том, что СССР отказывается от этих претензий в обмен на урегулирование различных долгов СССР Великобритании.
Вновь о наследстве Шеболдаевы и Широченские вспомнили лишь во время хрущевской оттепели, когда репрессированные члены семьи были реабилитированы. Сына Шеболдаева Сергея тепло принял Анастас Микоян и позаботился о выделении ему в Москве жилья.
Правда, с Микояном, который знал о деньгах гетмана с двадцатых годов, вопрос о наследстве Сергей не обсуждал. Ему это просто не пришло в голову.
И к тому же, одним из заявлений Шеболдаевых и Широченских уже начала заниматься Инюрколлегия, которая вела дела о наследстве советских граждан за рубежом. Там их подробно обо всем расспросили и больше в Инюрколлегию никогда не вызывали.
Один из сыновей Шеболдаевой-Широченской, Петр, в разговорах с Сергеем Шеболдаевым не раз сетовал:
«Ну что же они медлят? Ведь польза от наследства была бы и нам, и стране. Ведь есть же в КГБ экономическая разведка, проверила бы быстренько все английские банки...» 3
Он даже не подозревал, что КГБ уже занимается их делом. Но как!
4 мая 1960 года председатель КГБ при Совете министров СССР Александр Шелепин направил секретарю ЦК КПСС Николаю Игнатову секретную «Справку о результатах проверки фактов, изложенных в заявлении Широчинского П. П.», написанную во 2-м главном управлении КГБ - контрразведке.
Со справкой были ознакомлены и другие члены секретариата ЦК КПСС.
«Дело о наследстве украинского гетмана Полуботко возникло в Инюрколлегии Министерства финансов СССР в конце 1957 года на основании заявления гр-на Широчинского П. П. и некоторое время состояло на контроле в секретариате т. Микояна А. И.
Из материалов дела следует, что примерно в 1840-х годах гетман Полуботько в один из английских банков перевел большое наследство, которое в последующие годы наследниками не было востребовано...
О наличии наследства гетмана Шеболдаевой-Широчинской О. П. известно из следующих источников:
1. Мать Шеболдаевой-Широчинской О. П. Рошевская Инна Никандровна при жизни рассказывала дочери, что в 1909 году состоялся съезд всех родственников - наследников гетмана Полуботко, которые решили принять активные меры к розыску наследства в Англии.
С этой целью они наняли киевского адвоката Кулябко-Корецкого, который ездил в Лондон, но никакого наследства гетмана там обнаружить не мог.

2. Со слов заявителя Широчинского П. П., в 1937 году имел место разговор между его матерью Шеболдаевой-Широчинской О. П. и ее братом, бывшим секретарем Ростовского обкома КПСС Шеболдаевым Б. П., в котором он сообщил, что якобы из Англии получил уведомление о праве получить наследство гетмана Полуботько на сумму 1,5 млн фунтов стерлингов.
В связи с этим Шеболдаев сказал якобы, что, как партийный работник, принять наследство не может.
Вскоре Шеболдаев Б. П. был арестован и осужден к ВМН.
3. В августе 1938 года Шеболдаева-Широчинская О. П... имела разговор с сотрудницей (Внешторгбанка.- прим. Жирнова Б.), ведающей делами по Англии, которая сообщила якобы ей, что Внешторгбанк посетили англичане, которые вели переговоры о наследстве гетмана Полуботко.
Находясь под тяжелым впечатлением от арестов мужа и брата, Шеболдаева-Широчинская О. П. не стала проявлять интереса к этим переговорам...
Инюрколлегия и Валютное управление Министерства финансов СССР по заявлению Широчинского о наследстве принимали активные меры розыска.
а) Ими были подняты архивные материалы и опрошены сотрудники Внешторгбанка, чтобы получить уточняющие сведения о переговорах англичан, посетивших якобы в 1938 году Внешторгбанк.
В результате проверки данные Широчинского подтверждения не нашли.
б) Инюрколлегией была запрошена адвокатская контора в Лондоне, которая установила в Англии все банки, существующие с 1840-1850 гг., однако сведений о наследстве гетмана Полуботько получено не было.
в) Были запрошены соответствующие архивы о проверке родословной гетмана Полуботко, которые сообщили его биографические данные. Однако сведений о переводе гетманом каких-либо сумм в английские банки в архивах не имеется.
г) Для проверки заявления Широчинского П. П. в Министерство финансов вызывался двоюродный брат заявителя, инженер Шеболдаев А. Б., который заявил, что его родственники никакими данными о наследстве гетмана Полуботко не располагают, сам он в наследство не верит и считает это легендой...
В поднятом нами архивном следственном деле на Широчинского П. П. имеется протокол допроса обвиняемого Шеболдаева Б. П., из которого следует, что никакого извещения из Англии о получении наследства, как об этом указывает в заявлении Широчинский П. П., он не получал.
На допросе от 17.VIII.1937 года Шеболдаев показал, что, являясь участником троцкистской террористической организации, он в 1936 году вместе со шпионской информацией направил в английское посольство в Париже записку англичанину Рою (кто он, из дела неизвестно), в которой просил выяснить наличие наследства гетмана Полуботко в Англии, с тем чтобы в случае провала организации бежать за границу и быть там обеспеченным.
Однако Рой на эту просьбу якобы ничего не ответил.
Заявитель Широчинский П. П., 1922 года рождения, уроженец г. Ставрополя, в 1958 году перенес тяжелую форму заболевания энцефалитом, в настоящее время находится на пенсии.
Брат Широчинского П. П. Широчинский Д. П. работает лаборантом больницы имени Боткина. Состоит на учете у районного психиатра с диагнозом «шизофрения». »
Но при чем тут 1840-е годы?
Гетман умер на сто с лишним лет раньше.
Ошибкой это быть не может. Председатель КГБ Шелепин окончил самый престижный гуманитарный вуз страны - Московский институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), причем по специальности «история».
Так ошибиться он не мог.
Значит, это сознательное введение секретарей ЦК КПСС в заблуждение?
И при чем здесь Микоян, который не проявил никакого интереса к наследству?
И, самое главное, почему разыскивать наследство гетмана Шелепин поручил контрразведке, которая по определению не могла действовать за пределами страны?
Какие выводы должны были сделать секретари ЦК КПСС после прочтения этой справки?
Родственники врагов народа (в справке КГБ нет ни слова о том, что Шеболдаев, его жена и муж его сестры были реабилитированы) и к тому же не вполне здоровые люди предъявляют претензии на наследство, которого нет в природе. Понятно, что все их последующие обращения должны были без рассмотрения списываться в архив.
Однако в справке КГБ многие факты были просто подтасованы. Фамилия заявителя была не Широчинский, а Широченский, а его брат Дмитрий работал в Боткинской больнице врачом и никогда не страдал психическими расстройствами.

Двоюродного брата заявителя - инженера Шеболдаева А. Б.- попросту не существовало. У Бориса Шеболдаева было три сына - Борис, Владимир и Сергей.
Владимир умер вскоре после ареста родителей, Борис погиб во время Отечественной войны, а здравствующий и ныне Сергей подписывал вместе с остальными родственниками все обращения о розыске наследства.
И ни на какие беседы в Минфин его никто не вызывал...
Довольно странным образом сотрудники КГБ проверяли сведения о переговорах Внешторгбанка и английской делегации о наследстве гетмана.
Данные о приезде англичан искали в архивах банка за 1938 год, хотя очевидно, что в августе этого года о переговорах узнала Шеболдаева-Широченская, а проходить они могли и годом, и тремя ранее.
Кроме того, в справке говорится, что архивные материалы вместе с валютным управлением Минфина изучала Инюрколлегия. А один из ее бывших руководителей рассказал, что за весь советский период существования коллегии не было ни единого случая, когда бы Внешторгбанк допустил сотрудников коллегии к своим архивам.
Заведомо безрезультатными были и описанные в справке поиски сведений о переводе гетманом Полуботко денег в английский банк в 40-х годах XIX века.
Во-первых, гетман умер в 1724 году.
А во-вторых, его деньги в 1720 году были даны в рост Ост-Индской компании в Лондоне. Так, во всяком случае, говорилось в опубликованном в 1907 году свидетельстве английского шкипера, перевозившего 200 тысяч золотых червонцев гетмана из Архангельска в Британию.
Зачем и кому был нужен этот подлог?
Ясно, что не подписавшему справку начальнику 2-го главка КГБ генералу Грибанову: на Лубянке еще слишком хорошо помнили аресты тех, кто обманывал партию.
Ветераны контрразведки говорили, что посоветовать Грибанову, как составить справку, мог только председатель КГБ Александр Шелепин.
Но зачем ему это было нужно?
Ведь любому из секретарей ЦК КПСС, прочитавших справку о наследстве гетмана, достаточно было заглянуть в энциклопедию и прочесть статью о Полуботко, чтобы понять, что КГБ что-то скрывает?
Сам Шелепин, закоренелый карьерист, никогда бы не отважился на такой риск. Попросить Шелепина об этом мог только человек, от которого зависела его карьера и который мог быстро замять дело, если бы секретари ЦК обнаружили подлог, то есть кто-то из Президиума ЦК.
По словам соратников Шелепина, в то время Шелепин активно искал поддержки у старейшего из членов партийного руководства - Анастаса Микояна.
По словам сына Бориса Шеболдаева Сергея, история о наследстве гетмана была известна Микояну очень давно - может быть, с тех пор, когда в 1920-е годы семьи Микоянов и Шеболдаевых жили в одной квартире, а может быть, с 1919 года, когда два большевика сидели вместе в бакинской тюрьме.
А в справке КГБ говорилось, что дело о наследстве гетмана «некоторое время состояло на контроле в секретариате т. Микояна А. И.».
Потребовалось немало времени, чтобы узнать, почему Микоян так интересовался наследством гетмана Полуботко. Бывшие помощники Микояна, его заместители по Министерству внешней торговли, готовы были рассказывать о нем сколь угодно долго, но мгновенно замолкали, как только речь заходила о золоте гетмана. 3
В 1961 г. заместитель министра иностранных дел СССР В. Подцераб прислал на имя заместителя председателя Инюрколлегии Коробова письмо, в котором рассказал о том, что еще их коллеги из царского министерства иностранных дел в 1907 году занимались вопросом английского вклада Полуботка (как же, как же, помним интерес ведомства к объявлению Рубца в «Новом времени»), но и им с их усердием и широкой агентурой ничего выявить не удалось.
А потому, заключает товарищ заместитель министра, распространившиеся опять в последнее время слухи о якобы содержащемся в Лондоне сокровище украинского гетмана, есть слухи неправдоподобные и никакой реальной почвы под собой не имеющие.
В своей статье «Бочонок с золотом» Жирнов Е. пишет:
« Оставался единственный выход - подключить к розыску наследства гетмана советскую разведку, точнее, ее ветеранов. И здесь успех пришел неожиданно быстро.
Отставной генерал госбезопасности, имевший в прошлом самое непосредственное отношение к экономической разведке, выслушал мою просьбу, открыл записную книжку, набрал номер, некоторое время обсуждал с собеседником его и свое здоровье, благополучие супруг, а затем неожиданно строго спросил:
«А что вы мне как-то рассказывали о золоте этого гетмана? Вам не трудно будет еще раз повторить?»
Было хорошо слышно, как его опешивший собеседник начал рапортовать, что во время работы в лондонской резидентуре он слышал об этом деле следующее...
Генерал прервал его:
«Я передаю трубку одному своему хорошему знакомому, который заинтересовался этим делом. Дорогой мой, договоритесь с ним о встрече и объясните ему, где, что и как».
Пришедший ко мне полковник наотрез отказался беседовать в закрытом помещении, и мы довольно долго курсировали с ним по арбатским переулкам. Он раз десять повторил, что терпеть не может журналистов и говорит со мной только потому, что шеф приказал.
По его словам, золото гетмана никуда не исчезало.
При ликвидации Ост-Индской компании в 1858 году невостребованный счет Полуботко был передан в Bank of England, где и находился до второй мировой войны. О каких-либо переговорах относительно золота гетмана в 1930-е годы он не знал, но вполне допускал такую возможность.
Ведь проценты накапливались, и выплата таких огромных денег могла подорвать британскую экономику, а отказ от выплаты - репутацию Англии как мирового финансового центра.
Затем этим золотом оплатили военные поставки Великобритании в СССР. Договор подписал в конце 1940-х Микоян.
О золоте гетмана, как утверждал полковник, говорилось в секретном приложении к этому договору.
Но потом вопрос о наследстве гетмана возникал еще несколько раз, и окончательно урегулировал его только Шеварднадзе.
Найти договор, который, по словам сына Микояна Степана, его отец называл главным достижением своей жизни, оказалось совсем непросто: упоминания об этом советско-британском торговом соглашении несколько десятков лет назад полностью исчезли из всех советских изданий.
А содержание соглашения, договоренность о котором была достигнута во время визита в Москву британского министра торговли Гарольда Вильсона, подписанного 27 декабря 1947 года Микояном и английским послом в СССР Петерсоном, было воистину фантастическим.
Правительство Великобритании отказалось «за некоторыми лишь изъятиями от своих претензий к Советскому Союзу в связи с поставками и услугами за время второй мировой войны». По остальным советским долгам устанавливалась сверхнизкая ставка - полпроцента годовых, а для выплат как по ним, так и по ссудам, которые еще не были предоставлены, устанавливалась отсрочка погашения 15 лет.
Взамен Британия получала 750 тыс. тонн кормового зерна, но не бесплатно, а по ценам, «о которых стороны пришли к соглашению».
Секретное приложение к договору мне найти не удалось. Но факт его существования крайне неохотно подтвердил бывший сотрудник юридической службы Внешторга.
Про золото гетмана он говорить не хотел, но не стал отрицать, что в конце 1950-х англичане начали проявлять беспокойство по поводу прощенных военных долгов и настаивать на заключении нового соглашения, которое бы аннулировало все британские и советские взаимные финансовые претензии, причем как государственные, так и частных лиц.
Вполне возможно, что предложение англичан было напрямую связано с открытием дела о наследстве гетмана.
Как рассказывал мне Сергей Шеболдаев, тогда о нем была опубликована небольшая заметка в «Известиях». Перспектива судебного иска вряд ли могла оставить равнодушными британских финансистов.
О беспокойстве, вероятно, узнал Микоян и постарался устроить дело так, чтобы ни у кого не возникло вопроса, достаточно ли рачительно он распорядился деньгами Полуботко.
Тем временем англичане продолжали настаивать на ликвидации взаимных претензий. Бывший партнер Микояна по торговым переговорам Гарольд Вильсон, ставший сначала лидером лейбористской партии, а затем премьер-министром, во время визитов в СССР встречался с Микояном и, очевидно, пытался сдвинуть этот вопрос с мертвой точки.
Англичане были даже согласны простить СССР царские долги.
Но до 1967 года все оставалось по-прежнему. Вопрос о взаимных претензиях Вильсону удалось включить в совместную декларацию, подписанную во время визита Косыгина в Британию.
Это было результатом своеобразного политического торга: Косыгин убедил Вильсона взять на себя роль посредника в деле достижения мира во Вьетнаме, а Вильсон в числе прочего уговорил Косыгина подписать договор о претензиях.
Однако как только Косыгин сообщил о своем вьетнамском успехе в Москву, оттуда последовал окрик: не вмешивайся не в свое дело, внешняя политика - прерогатива партии, а не правительства!
Но декларация была подписана, и 5 января 1968 года в соответствии с ней было заключено соглашение «Об урегулировании взаимных финансовых и имущественных претензий».
Правительства договорились не предъявлять друг другу претензии ни от своего имени, ни от имени своих юридических и физических лиц. Но по настоянию СССР в соглашение было внесено временное ограничение: соглашение касалось только претензий, возникших после 1 января 1939 года.
Англичанам потребовалось еще 18 лет, чтобы заключить второй договор - о взаимном отказе от претензий, возникших до этой даты. Соответствующий документ был подписан во время визита министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе в Лондон в июле 1986 года...
Таким вот образом удавалось журналистам докопаться в деле о наследстве гетмана - правда без документального подтверждения - и до ЦК КПСС и до секретных договоров с правительством Великобритании.
Во время распада Советского Союза эта история вновь привлекла внимание общественности.
В период оживленных дебатов по поводу обретения Украиной суверенитета, на заседании Верховного Совета Украины в августе 1991 года одним из депутатов был поставлен вопрос о возвращении из английского банка огромного золотого вклада, который по праву принадлежит республике и может быть использован для подъема ее народного хозяйства.
Депутат из Ровно в своем запросе буквально процитировал сообщение канадского ежегодника «Родная нива», напечатавшего в 1976 году материал о наследстве гетмана Полуботка, выросшем, по подсчетам тех популяризаторов, до 16 триллионов фунтов стерлингов, и дающем якобы право каждому жителю возрожденной Украины на восемь килограммов золота.
Конечно же, такое сообщение не могло остаться незамеченным.
Фантастические цифры на фоне общего разорения и нищеты, подкрепленные к тому же словами о том, что гетман завещал свое и казацкого войска богатство именно Вольной Украине, то есть суверенной державе, не могли не привлечь широкого внимания, не могли не вызвать волны энтузиазма.
Каждому захотелось участвовать в разделе «национального» достояния.
В 1993 году на киностудии им. Довженко поставлен фильм «Вперед, за сокровищами гетмана» (укр. «Вперед, за скарбами гетьмана» , англ. «Hunt for the Cossack Gold» ) в жанре бурлескной комедии. Мораль фильма - подлинное богатство Украины не в мифическом золоте, а в её народе и национальном характере.
С 2000 года во Львове выпускается водка «Золото Полуботка».
История разделила наших современников на два лагеря: одни полагают, что переправленные в Лондон бочки казацкого золота - не более чем миф, передаваемая из поколения в поколение, захватывающая, но легенда.
Другие принимают все за чистую монету... Кто прав, а кто нет? И где искать правду?
Излишне напоминать умудренному всеми предыдущими перипетиями читателю, что, по меньшей мере, наивно, на наш взгляд, было искать вкладчика по фамилии Полуботок в ведомостях банковских контор.
Эдак бы ретивый Меншиков или любой другой из посланцев, и сам мог, не дожидаясь века двадцатого, пальчиком по разграфленной странице проведя, фамилию нужную отыскав, доверенность имеющуюся в наличии скрепленную государевыми печатями предъявить и мешки с золотом к себе в карету незамедлительно переправить.
Неужели не ясно, что не мог делаться тайный вклад под реальной фамилией наказного гетмана. Эдак бы лучше просто – письмо Петру Первому написать и покаяться в сокрытии золота с указанием места и времени.
Скорее всего тут иной был задействован механизм...
Без всякого сомнения, историки английских банков знают не один пример того, как вносились крупные суммы, ценности или любой другой вклад – и между банком и вкладчиком заключалась сделка на паролевой основе, на шифре, ключ к которому мог знать только истинный владелец вклада.
И если составлялся договор между сторонами, то схема его, фиксирующая взаимоотношения вкладчика и хранителя, выглядела так: предъявителю сего банк обязуется выдать известную обеим сторонам сумму.
Время действия договора могло и не уточняться. Что ж в таком случае следует предъявлять банкиру?
Код?
Номер счёта в буквенном выражении?
Половинку золотого империала?
Крест, нательный, являющийся заодно и ключом к хитроумному замку?
Или просто слово заветное?
А может быть перстень с выгравированными на внутренней стороне крохотными значками?..
В любом случае, очевидно, что прямолинейные действия самых исполнительных адвокатов ни к чему привести не могли. И не привели...
А вот как искать «золото Полуботка» в таком случае, за какую ниточку тянуть? – это вопрос.
>В каждом детективе в самом конце должна быть развязка. В нашем же - ее нет...
Так или иначе, но дело № 1340, заведенное в 1958 году Инюрколлегией сегодня не закрыто.
Россия признала себя правопреемницей Союза, и претензии вроде бы можно теперь предъявлять ей. Только делать это некому: людей, способных документально доказать свое родство с Павлом Леонтьевичем Полуботко, наказным гетманом Левобережной Украины, как не было в 1909 году, так нет и по сей день...

Источники информации:
1. сайт Википедия
2. сайт Хронос
3. Жирнов Е. «Бочонок с золотом»
4. Прокопенко В. «Сокровище»

Полуботок, Павел Леонтьевич

Черниговский полковник и наказной гетман Малороссийский; сын Леонтия Артемьевича Полуботка, родился около 1660 года и около 1680 года женился на племяннице гетмана Самойловича, дочери Лебединского священника и сестре Гадяцкого полковника Михаила Самойловича - Евфимии Васильевне Самойлович. Благодаря этому браку, отец его, а также и он сам стали близкими людьми к гетману. Но с низложением Самойловича П. вместе с отцом попал в немилость у Мазепы, чему особенно способствовал случай, происшедший в Москве между П. и Михаилом Самойловичем (о нем см. Леонтий П.): П. был взят вместе с отцом под стражу, но вскоре освобожден. Тем не менее, Мазепа, лишив отца его Переяславского полковничества, не давал никакого уряда и П.: последний до самого 1705 года числился лишь "знатным товарищем" Черниговского полка и занимался хозяйством, скупая в свои руки разные земли и селя на них людей. Но когда, за смертью Черниговского полковника Ефима Лизогуба (1705 г.), уряд этот остался свободным, Мазепа заместил его по неизвестной причине Полуботком. Тем не менее, и здесь П. остается совершенно незаметным человеком и лишь в измену Мазепы он выступает, как историческая личность. 6-го ноября 1708 года П. явился на раду, созванную, по приказу царя, для избрания гетмана, в Глухове, куда собрались и остальные, оставшиеся верными царю полковники. Из десяти полковников верными остались лишь четверо, и, по свидетельству Ригельмана, лично знавшего современников П., последний являлся едва ли не первым кандидатом на гетманскую булаву. Среди товарищей он выделялся по своему уму: современники отзываются о нем, вообще, как об умном, но упрямом человеке. Однако, Петр I, находившийся на раде, отнесся с недоверием к П., указав на его хитрость, и, благодаря принятым мерам, выбор пал на Скоропадского, человека безличного и неспособного ни на какие новые замыслы, т. е. такого, какого в данное время царь и находил нужным поставить гетманом. П. понимал свое выгодное положение, основанное на том, что он остался верен царю и, подобно Кочубеям, которые сумели воспользоваться в это же время казнью их отца, выпросил у царя, тут же в Глухове, новые местности, тогда как другие лишь просили подтверждения старых. Очевидно, П. знал, что Петр должен его вознаградить за устранение от гетманства, и в своих расчетах не ошибся: в царской грамоте, подписанной через неделю после рады 1708 года, П. были пожалованы имения, оставшиеся после его шурина, Гадяцкого полковника Михаила Самойловича, в Сумском полку (села: Михайловка, Озак, Буймер и Грунь) и село Коровинцы (Лубенского полка), отобранное от Ивана Обидовского, племянника Мазепы. Затем, когда Петр был в Лебедине и судил там сторонников Мазепы, П. снова получил от него имения (22-го декабря 1708 г.) - местечко Любеч, в Черниговском полку, с приселками и деревнями. По этим двум грамотам П. получил более двух тысяч дворов и стал самым богатым "державцею" в Малороссии; лишение гетманства было вполне вознаграждено, и сам гетман завидовал богатству Черниговского полковника. Последующие годы П. употребил на собирание новых земельных богатств, которые у него были огромны. В своих стремлениях к личному обогащению на счет своих же полчан П. встречал мало противодействия со стороны гетмана. При Скоропадском, когда Московское правительство старалось сузить пределы гетманской власти, полковники, в том числе и П., довели произвол своей власти до крайних пределов; гетман же, если к нему и поступали жалобы на полковников, не мог не только смещать их, но и судить. Бессилие власти гетмана по отношению к полковникам П. отлично понимал и пользовался этим обстоятельством для своих целей. С тех же пор (1714 г.), когда П. выдал свою дочь за любимого племянника гетманши Скоропадской - Якова Марковича, он стал еще больше злоупотреблять властью. Он окружил себя роскошью, завел "двор", подобный гетманскому, и имел у себя на службе шляхтичей, которых часто проводил в сотники и "товариство" Черниговского полка, т. е. в казаки.При таком богатстве, Полуботку не доставало лишь гетманской булавы, которую он мог получить еще в 1708 году, но не получил только потому, что ему не было оказано доверия от царя. В 1718 году П. ездил в Москву с гетманом Скоропадским "для поклонения царскому величеству", в 1721 г. ходил с казаками в Ладогу "на дело канала" и вообще служил верно и тихо, не возбуждая против себя особенно громких жалоб за притеснения, как это случилось с полковниками Галаганом, Марковичем и генеральным судьей Чарнышом. С отъездом, в 1722 году, Скоропадского в Москву "в отданем своего поклону императорскому величеству", правление в Малороссии было поручено П., который всю первую половину этого года замещал гетмана. Таким образом, и народ привык видеть в П. будущего гетмана. Скоропадский вернулся из Москвы совершенно больным, и П., бывший в это время в своем полковом городе Чернигове, прибыл в Глухов и донес ему о своих распоряжениях во время пребывания гетмана в Москве. 1-го июля 1722 года П. "ясневельможному болезненному кланялся", а 3-го июля Скоропадский скончался, поручив правление дел П. При его кончине присутствовали: П., Маркович, генеральный писарь Савич и генеральный есаул Жураковский, которые и донесли в Сенат о смерти Скоропадского, а также о том, что ведение дел покойным гетманом было поручено П. Донесете это было отправлено 5-го июля с кучером гетмана Скоропадского Зайцем, а 7-го, после похорон гетмана в Гамалеевском монастыре, П. вместе со старшиной вернулся в Глухов. Разослав немедленно во все полки универсалы с приказом, чтобы старшина и чернь были в прежнем состоянии и не выдумывали бы "легкомыслия", П. решил отправить новых посланцев к царю, ибо от Зайца он не рассчитывал узнать о результатах своего донесения. Выбор его пал на войсковых товарищей Семена Рубца и Василия Быковского, которых П. уполномочил лично ходатайствовать перед царем о избрании нового гетмана. По прибытии их в Москву, они были отправлены Сенатом в Астрахань, где им велено было ожидать государя, который, будучи в Москве, собирался в Персидский поход. Когда Петр прибыл в Астрахань, Рубец и Быковский ему там представились и получили обещание об избрании гетмана по возвращении царя из похода. П. был уверен в том, что на этот раз гетманская булава его не минует, ибо единственный его соперник - полковник Миргородский Данило Апостол был в Персидском походе, далеко от Малороссии, к тому же он был замешан в деле Мазепы. Отправив посланцев, П. съездил к себе в имения, чтобы заняться хозяйством, а затем возвратился в Глухов, где нашел присланный из Сената указ, по которому он до избрания нового гетмана должен был ведать "малороссийские порядки" вместе с генеральной старшиной, и, кроме того, его уже здесь ждал бригадир Вельяминов, президент только что учрежденной Малороссийской Коллегии. Указ Сената, сам по себе, мало обеспокоил П., ибо, хотя ему и приходилось теперь не единолично вершить дела, а советоваться с товарищами, зато последние были таковы, что он мог быть в их среде человеком совершенно самостоятельным. Действительно, состав генеральной старшины был таков: судья Чарныш - человек, совершенно потерявший доверие Московского правительства; писарь Савич - по своей должности был лишь начальником гетманской канцелярии; есаул Жураковский и бунчучный Лизогуб - люди довольно безличные. Но приезд Вельяминова, совершившийся 21-го июля, сильно встревожил П., ибо он знал цель учреждения Малороссийской Коллегии - уничтожение власти гетмана посредством передачи ее по частям великорусским чиновникам - и знал ту инструкцию, которую привез с собой президент Коллегии и печатные экземпляры которой еще при жизни Скоропадского были разосланы по Малороссии. Инструкцией этой Вельяминову давалась власть совершенно парализовать значение гетмана, и очевидно, что смерть Скоропадского Петру показалась достаточно удобным моментом для того, чтобы привести в исполнение свой план уничтожения гетманской власти. Если, однако, Коллегия уничтожала власть гетмана, то еще оставалась старшина, которая за последнее время (т. е. время гетманства Скоропадского) успела крайне развить свое самовластие и не могла добровольно отказаться от одной из главных своих привилегий - права распоряжаться имуществом подведомственного им народа, что уничтожалось Коллегией. Таким образом, П., стоявший во главе местного управления, должен был или сделаться помощником Вельяминова в проведении им новых порядков в Малороссию, или же стать заодно со старшиной и явиться противником нововведений. Отказаться от старых порядков, при существовании которых старшина только и была богата и знатна, было невозможно, - и "наказной гетман" сразу же стал противодействовать Вельяминову, с целью охранения своих и старшинских интересов. Последовавшая затем борьба между П. и Вельяминовым показала, однако, что правильнее всего смотреть на П., как на борца за свои собственные, а не за старшинские интересы, которые заключались, главным образом, в искании им гетманской булавы.

На другой день по возвращении в Глухов, П. вместе с генеральным писарем Савичем и есаулом Жураковским были у Вельяминова, "где особого разговора с собой не имели", а П. получил лишь первый указ Малороссийской Коллегии. В этом указе ему предлагалось немедленно же вызвать в Глухов, для ответа, Погарского сотника Галецкого по жалобе на него жителей села Витемли. В ответе на это требование Коллегии П. старался показать Вельяминову, что он будет исполнять требования последнего только на точном основании инструкции: в инструкции уже было сказано, что Коллегия может разбирать только такие дела, которые уже были на суде полковничьем или генеральном и возникали вновь лишь по апелляции на прежние решения. Поэтому-то П. и дал отрицательный ответ Вельяминову, говоря, что дело должно сперва быть разобрано в Генеральном Суде и жители села Витемли должны подать жалобу сперва ему, П. Сохраняя свою самостоятельность, П. разослал, затем, во все полки универсалы, в которых говорил, что "правление дел" содержит он, полковник Черниговский, и что поэтому всякий, имеющий жалобу, должен обращаться к нему. Вельяминов, отсылая 11-го августа 1722 года первое свое донесение в Сенат, даже и не упомянул о первом столкновении своем с П.; из этого видно, как мало значения придавал президент Коллегии противодействию Черниговского полковника. Напротив, он писал, что "по всей Малороссии состоит все благополучно и посполитые малороссияне объявленную им по печатным листам Его Императорского Величества милость (указ об учреждении Малороссийской Коллегии) с радостью приемлют". Кроме того, Вельяминов сообщал, что народ, подавая многочисленные жалобы на старшину, высказывает желание судиться "по указам Его Императорского Величества, а не по их правам". Вельяминов, основываясь на данной ему инструкции, должен был упорядочить в Малороссии администрацию, суды и общественную казну. В общем, по инструкции, данной 16-го июня 1722 года, он был обязан: 1) приминать и разрешать жалобы на постановления всех административных и судебных учреждений Малороссии; 2) привести в известность всякие денежные и хлебные сборы и затем собирать их в царскую казну, уплачивая из них жалованье компанейским и сердюцким полкам; и 3) наблюдать, чтобы казаки и посполитье не были отягощаемы работами со стороны полковой и сотенной старшины. Все эти отрасли гетманской власти, передаваемые в руки Вельяминова, были, действительно, в полнейшем беспорядке: те "права и вольности", по которым якобы управлялся малороссийский народ, постоянно изменялись по произволу всех урядников, начиная с гетмана и кончая сотником, не будучи никогда точно определены. Народ в особенности страдал от алчной старшины, которая, не довольствуясь даваемыми ей от гетманов маетностями, производила захваты и насильные покупки земель у своих полчан и сотнян, коих, к тому же, часто верстала в посполитье (крестьяне); суда же на старшину народ не мог добиться, ибо судебная власть сосредоточивалась в руках самой же старшины. Положение простого крестьянина в Малороссии было известно в Москве, но Вельяминов был бессилен ограничить произвол "державцы", пока существовал прежний строй гетманщины. Тем не менее, он пытался приводить в исполнение свою инструкцию, и в половине августа 1722 г. П. получил от него указ о "неупотреблении до жадных (т. е. никаких) работизн казаков и невзимании у них накладов, когда к суду явятся". Следствием этого указа Коллегии был универсал П., разосланный по полкам, приблизительно того же содержания, как и указ Вельяминова: в нем запрещалось употреблять казаков до "приватных работизн" под угрозой строгого наказания и указывался порядок разбирательства судебных дел. Универсал этот, разосланный 19-го августа 1722 года, показывает, что П. известны были злоупотребления старшины и неудовлетворительное состояние судов; исполнение же его всецело зависело от самих полковников, но последние не подавали никаких надежд на исправление. Из шести полковников того времени (четыре полковничьих уряда оставались вакантными), на четверых П. не мог совершенно рассчитывать, ибо они (выкрест Маркович, серб Милорадович, запорожец Галаган и вòлох Танский) были известны в Малороссии своими насилиями; остальные же два: Апостол и Толстой, хотя и могли сочувствовать намерениям П., но первый был слишком стар, чтобы изменить существующий порядок, а второй хорошо сознавал свое бессилие, когда дело доходило до ограждения народа от притеснений старшины. Что касается до первых четырех полковников, то все они, кроме того, еще были поставлены самим царем, как люди "непоколебимой" верности, Скоропадского совершенно не слушались, а за П. не признавали никакой власти. Поэтому, рассчитывать на искоренение злоупотреблений старшины по отношению к народу П. не мог, ибо для этого ему прежде всего нужно было бы сместить полковников, поставленных самим же царем. Вследствие этого, областью, в которой П. мог еще произвести кой-какие улучшения, был лишь Генеральный суд, потерявший во время гетманства Скоропадского всякое значение, ибо генеральный судья Чарныш подолгу проводил время в отлучках, а в его отсутствие отправление правосудия совершенно прекращалось. Однако, прямо идти против Чарныша, как одного из членов старшины, П. не мог и поэтому ограничился здесь полумерой, введя в Генеральный суд четырех "асессоров" (второстепенных судей), чтобы ускорить производство дел и тем избавить суд от нареканий за чрезмерную "волокиту". Это особенно важно было теперь, так как Вельяминову было доставлено множество жалоб, которые ему подавал народ, надеясь на поддержку Коллегии. Асессорами избраны были: Пироцкий, Тарасевич, Уманец и Чуйкович, - лица из среды самой же старшины, почему, по своему положению, они и являлись лишь исполнителями указаний П. и генеральной старшины. Таким образом, универсал П. от 19-го августа (см. выше) остался мертвой буквой. Что касается действий Вельяминова в отношении улучшения быта народа, то он был бессилен здесь что-либо сделать, так как власти смещать полковников он не имел, судебная власть, положенная ему по инструкции, была слишком неопределенна, чтобы он мог при ее помощи сдерживать произвол старшины. Поэтому, главное свое внимание он обратил на те денежные и хлебные сборы, наличное состояние которых по инструкции ему предлагалось привести в известность и установить порядок их собирания.

П. уже в первых числах августа 1722 г. получил от Вельяминова приказ о доставлении ему "обстоятельной ведомости" о всех сборах, которые должны были поступать в казну на основании статей Богдана Хмельницкого, с сообщением сведений, касавшихся количества их, назначения и предметов обложения. Однако, П. невозможно было дать точных ответов на требования Вельяминова, ибо, во-первых, сборы эти были разнообразны и неопределенны, а во-вторых, все они поступали во двор гетмана, который их и расходовал по своему усмотрению. О последнем, т. е. о том, чтобы сборы эти по-прежнему поступали в распоряжение гетмана, П. просил Вельяминова. Поэтому сведения о сборах, сообщенные П-м Вельяминову, были слишком общего характера, и Вельяминов потребовал от него цифровых данных. Для личных объяснений с Вельяминовым П. отправился в Коллегию, "где приговорили, хотя и не хотели, чтоб как с казаков, так и с мужиков пчельная и табачная десятины собирались". Старшина также принуждена была дать Коллегии обещание, "по довольной отговорке", сообщить ей сведения о сборах, от кого и поскольку собирать их.

Дав обещание доставить требуемые ведомости, П., однако, думал опереться еще на пункты Богдана Хмельницкого, о которых говорилось в инструкции, данной президенту Коллегии. Чтобы разузнать, какие были сборы во время Хмельницкого, П., на другой день после данного обещания, послал письмо к Стародубскому полковнику и приказывал допросить некоего Середу, бывшего "под час Хмельнищины" писарем, какие тогда были сборы. Кроме того, он решил созвать в Глухов всех полковников, чтобы согласиться с ними относительно того, как принять требования Вельяминова: безропотно исполнить их или же заявить протест. Для того же, чтобы истинная цель созыва не была известна Вельяминову, в универсале П. говорилось, что созываются они для составления подробных ведомостей о сборах, для чего он предлагал им взять с собой по нескольку лиц из старшины и мещан. Но полковники, понимавшие, что Вельяминову перечить нельзя, не приехали в Глухов сами, а выслали туда лишь одних сборщиков. Кроме универсала о созыве полковник, П. послал во все полки универсалы с требованием о присылке сведений о сборах и, уступая требованиям президента Коллегии, назначил двух сборщиков медовой десятины: Федора Чуйкевича - в Переяславский полк и Степана Холодовича - в сотни Глуховскую, Воронежскую и Кролевецкую. П., надеявшийся проволочкой с ответом Вельяминову получить возможность посоветоваться с полковниками, ошибся в своих расчетах: последние в Глухов не приехали, и Вельяминов при помощи высланных от полков сборщиков сам стал составлять нужные для него ведомости. Но сведения, добытые чрез сборщиков, были крайне сбивчивы и противоречивы, почему Вельяминов и обратился за разъяснениями на этот счет в Сенат, а до получения оттуда ответа отдал распоряжение собирать со всех хлебные и денежные сборы, а также медовую и табачную десятины. Этим распоряжением, к исполнению которого немедленно и приступили, с помощью офицеров, сборщики, уничтожались главные привилегии старшины, маетности которой были до сего времени свободны от всех налогов, почему П. решил жаловаться на Вельяминова в Сенат. Посоветовавшись предварительно со старшиною, П. изготовил свою жалобу в двух экземплярах, из которых один должен был идти от имени генеральной старшины, а другой - от имени полковников; последний должен был выразить собой как бы протест всего "народа", что было нужно для придания большего значения самой жалобе. Первая жалоба заключала в себе пункты, в которых указывалось: 1) на требование Коллегией копий со всех бумаг, посылаемых из Генеральной Канцелярий, чем выражалось как бы полное недоверие к генеральной старшине; 2) на уничтожение судов малороссийских, ибо Коллегия принимала жалобы от тех лиц, которые не судились ни в полковых, ни в генеральном судах, тогда как только при этом условии она, на основании инструкции, и могла принимать челобитчиков; 3) на требование сведений о сборах - чего старшина не могла по неведению исполнить; 4) на присылку Коллегией указов Генеральной Канцелярии, причем просилось, чтобы они были заменены указами Сената; 5) на установление Вельяминовым небывалых в Малороссии сборов, которые шли в Коллегию, тогда как раньше часть их шла гетману и полковникам, и некоторые из них были лишь местными сборами; указывалось также на то, что от них не освобождены даже маетности, пожалованные по универсалам и царским грамотам. Вторая жалоба, главным образом, состояла в ходатайстве об освобождении от налогов старшинских маетностей. Употребляя последнее, оставшееся в его руках средство, - жалобу, П., для придания ей большего значения, хотел собрать как можно больше подписей, но это ему не удалось: подписалось лишь семнадцать лиц второстепенного значения старшина понимала, что ей лучше сохранить за собой нажитые богатства и не высказывать протеста, Изготовив жалобу, П. хотел подать ее через Вельяминова, для чего 17-го сентября и отправился в Коллегию. Вельяминов, однако, жалобы не принял, сказав, чтобы П. сам ее отправил либо в Сенат, либо к Петру. Из того, что Вельяминов не препятствовал П. подавать на себя жалобу можно заключить, что он знал, как к ней отнесутся в Москве, ибо виновником неудовольствия на него за сборы был сам П., не дававший ему о них сведений. Отправляя в половине сентября посланцев в Москву (канцеляриста Дмитрия Володьковского и Воронежского сотника Ивана Холодовича), П. снабдил их инструкцией, по которой они могли везде представлять о нуждах Малороссии, и просительными письмами к влиятельным лицам того времени (Меньшикову, Головкину, Ягужинскому, Шафирову и другим - всего девяти лицам) "с прошением милостивого патронского ходатайства". Так как П. не был утвержден Сенатом в звании наказного гетмана, а подписывался таковым лишь на основании слов Скоропадского, то он вместе с посланцами отправил письмо и от себя к обер-секретарю Сената И. Д. Познякову, в котором просил о наказничестве. Вельяминов знал о посланной на него П. жалобе, но, отправляя от себя донесение в Сенат, он писал в нем лишь о встреченных им затруднениях в Малороссии при собирании налогов.

Отослав свое донесение, Вельяминов ждал разрешения жалобы П. и своих недоумений, продолжая собирание налогов. Рассылаемые им по полкам сборщики, снабженные инструкцией, которая не устраняла все-таки разнообразных и частых затруднений, встречали противодействие со стороны старшины, которая вооружалась против Вельяминова, отстаивая свои "давнины". Что касается до личных отношений П. к президенту Малороссийской Коллегии, то они были довольно дружелюбными. Не получая от Володьковского и Холодовича, живших в Москве уже другой месяц, никаких известий, П. задумал послать других посланцев к самому царю, находившемуся в это время в Дербентском походе, причем опять-таки для того, чтобы придать своей жалобе характер просьбы, исходящей от лица всего "народа", он решил послать к царю представителей от всех полков. Это намерение П., однако, не было приведено в исполнение, должно быть, благодаря советам прокурора Коллегии Хрущова, предлагавшего подождать возвращения царя из похода. Между тем, 26-го ноября 1722 года Холодович и Володьковский вернулись из Москвы и привезли с собой указ Сената, в котором удовлетворены были все просьбы П. и не одобрялись меры, принятые Вельяминовым. Сенат в этом указе делал следующие распоряжения: 1) Коллегия могла требовать от Генеральной Канцелярии копии только с тех важных бумаг, которые касались всей Малороссии; 2) в судебном отношении ей предоставлялось право разбирать только дела, бывшие до этого в полковых и генеральном суде; 3) бригадиру Вельяминову предлагалось сноситься с Генеральной Канцелярией не указами, а промемориями и притом "со всякой учтивостью"; 4) сборы денежные по пунктам Хмельницкого сбирать по ведомостям от людей, посылаемых генеральной старшиной, если последняя этих сведений не имеет; 5) маетности, розданные по универсалам и пожалованные по грамотам, освободить от всех налогов и отменить табачную и медовую десятину; 6) бригадиру указов своих, не снесясь с П. и генеральной канцелярией, не посылать, и другие. Таким благоприятным разрешением своих ходатайств П. обязан был покровительству Меньшикова, обещавшего, ему кроме того, и впредь свою помощь. Объясняется это тем, что незадолго до этого времени Меньшикову был дан Скоропадским Почеп, к которому он хотел захватить Мглин и Баклань, и П. мог ему быть полезен в этом деле. Получив сенатский указ, П. поспешил 3-го декабря разослать по всей Малороссии универсал, в котором говорил о результате своих ходатайств и снова указывал на положение отправления правосудия.

Приведенный сенатский указ поставил в недоумение Вельяминова, так как находился в противоречии с данной ему инструкцией, и президент Коллегии вновь обратился в Сенат за разъяснениями. Например, инструкция поручала ему следить за тем, чтобы старшина не рассылала без ведома Коллегии универсалов, а по указу требовались лишь копии с них; таким образом, Вельяминов мог узнавать об распоряжениях П. только тогда, когда они были уже приведены в исполнение (например, учреждение П. асессоров генерального суда без ведома Вельяминова). По поводу лишних сборов Вельяминов сваливал вину на П., который не давал ему просимых ведомостей. Донесение это, ответное на жалобу П., Вельяминов послал 12-го декабря. Ободренный успехом своей первой жалобы, П. 13-го декабря отправил в Москву при канцеляристе Борзаковском заранее заготовленные челобитные, заключавшие в себе ходатайства: 1) об отмене "пожилого платежа за беглых великороссийской породы людей"; 2) об избрании, по возвращении царя из похода, вольными голосами нового гетмана, - обещание, данное царем через посланцев Рубца и Быковского; третья грамота заключала в себе благодарность за милостивый указ, присланный через Холодовича и Володьковского; в ней говорилось также о том, что Коллегия, будучи недовольна сенатским указом, не исполняет его "до повторной его величества резолюции"; кроме того, П. ходатайствовал теперь о том, чтобы были возвращены некоторые сборы, выдана часть индуктного сбора генеральной старшине и войсковой канцелярии и о прочих мелких "нуждах". Содержание этих грамот было таково, что они поддерживали только интересы одной старшины; на первую из них нельзя смотреть, как на результат желания облегчить участь посполитых, - сделано это было тоже в интересах старшины, ибо постой драгунских полков, обременительный для крестьян, был поэтому невыгоден и для державцев. Как относился П. к народу, "черни", видно из того, что он даже жаловался на излишнее внимание к нему Коллегии. Будучи представителем старшины, Полуботок не заботился о народе и был очень встревожен волнениями крестьян, о которых до него доходили не только слухи, но и письменные жалобы. Волнения эти возникли вследствие небывалого в Малороссии обложения маетностей старшины наравне с крестьянскими. Коллегия же, принимая жалобы крестьян, как бы поддерживала этим волнение и подрывала значение П., как наказного гетмана, рассылавшего по всем полкам приказ о том, чтобы крестьяне повсюду "отдавали послушенство" своим державцам. С целью поддержать свое значение среди старшины и угодить ей, что ему было необходимо в видах получения гетманской булавы, П. 13-го декабря разослал универсал об "ускромлении" крестьянских волнений, вызвавший протест со стороны Вельяминова. Последний, основываясь на том пункте инструкции, по которому ему поручалось наблюдать за тем, чтобы старшина не отягощала посполитых работами, и, в случае надобности, помогать последним "по истине", нашел, что универсал 13-го декабря, разосланный без его ведома уничтожает все сделанные им распоряжения на основании этого пункта. Верно поняв главное свое назначение - постепенно передать власть старшины русским чиновникам, - Вельяминов видел, что эта задача будет только тогда выполнена, когда народ поймет, что новая власть лучше прежней; универсал же 13-го декабря уничтожал эту новую власть в самом начале. Пока П. имел возможность противодействовать распоряжениям президента Коллегии, до тех пор последний не мог выполнить инструкцию, и посему, по мнению А. М. Лазаревского, универсал 13-го декабря едва ли не был главной причиной, побудившей Вельяминова ехать в Москву и там лично доложить государю о невозможности исполнить инструкцию рядом с последним сенатским указом. Однако, царь был еще в походе, и потому Вельяминову пришлось ждать его возвращения. П. же, опираясь на обещания Меньшикова, надеялся, что царь, по возвращении из похода, раз решит избрание нового гетмана. В таких ожиданиях с обеих сторон время прошло до рождественских праздников, в продолжение которых старшина "визитовала" Вельяминова; однако, П. и Вельяминов визитами не обменивались, а первый был у последнего только на банкете в день именин президента. Как раз в этот день было получено известие о возвращении царя из похода, вместе со слухом, что царь будет в Москве только проездом в Петербург. Этот слух встревожил П., так как ему гораздо лучше было подать заранее составленную челобитную об избрании нового гетмана именно в Москве, где тогда находились все его покровителя. Поэтому он, едва возвратившись с Вельяминовского банкета, написал письма к 24 избранным им депутатам, которые должны были придать челобитной характер просьбы всего народа и разослал их на следующий день через полковников, которым приказывал прислать избранных лиц в Глухов к 6-му января, снабдив их деньгами. В число лиц, избранных П. в депутацию, попали или люди знатного происхождения (Кочубей, Миклашевский, Бороздна и другие), или люди, известные ему своей преданностью (зять П. - Войцехович, Грабянка, Пироцкий и другие). Боясь излишней торопливостью испортить дело и не желая упускать удобного времени, а также тревожась за то, можно ли ему посылать депутацию без разрешения, П. послал письмо Меньшикову, в котором напоминал, что в "царской грамоте за подписанием светлейшего избрание нового гетмана отложено до счастливейшего возвращения его величества из далечайшего похода, когда исполнить обещано". 29-го декабря им были отправлены: письмо к Меньшикову и инструкция Борзаковскому, а на следующий день П. устроил банкет, на котором "как папы коллегианты, так и панове старшина генеральная довольно гуляли". Вельяминов, однако, на этом банкете не был. Ожидая известий из Москвы, П. задумал еще раз напомнить царю о данном им обещании избрать нового гетмана, выбрав предлогом для этого возвращение царя из похода, по поводу чего он хотел написать ему поздравление. Составив его 12-го января 1723 г., П., однако, не решился на отправку его, ибо был смущен полученным в это время из Москвы указом, коим, кроме одного, уже бывшего в Полтаве, коменданта, назначались еще три: в Чернигов, Переяславль и Стародуб. Коллегия, с своей стороны, прислала особое дополнение к этому указу; в нем говорилось, чтобы полковники тех городов, в которые назначались коменданты, исполняли бы требования последних "без всякой остановки". Как видно, "наказной гетман" не знал, что назначенные коменданты должны были впоследствии стать заместителями полковников, почему и поспешил подать в Сенат просьбу, в которой просил о том 1) чтобы комендантам было предоставлено право ведать исключительно гарнизонные дела, и 2) о том, чтобы коменданта в Стародубе не было, ибо в этом городе его раньше не бывало; кроме того, П. просил о том, чтобы коменданты вообще не были назначаемы в Малороссию, основывая свою просьбу на грамоте 1708 года, в которой было дано обещание вывести оттуда гарнизоны, как только шведы будут изгнаны. Ходатайство это было послано 16-го января вместе с письмом к Борзаковскому, которого П. просил уведомить о ходе порученных ему дел. П., видимо, не понимал, что Вельяминов в своем последнем дополнении к указу о комендантах являлся лишь разъяснителем требований самого царя и все еще надеялся охранить свою власть от притязаний Вельяминова. Поэтому он и писал президенту Коллегии, что распоряжения об исполнении полковниками требований комендантов сделано не будет, так как об этом предмете нет царского указа, а есть лишь инструкция, данная комендантам. Между тем, П. стал снова собирать депутацию для посылки ее в Москву, так как Борзаковский не доставлял ему никаких сведений. Лица, приглашенные им, письмами от 28-го декабря, собраться в Глухов к 6-му января 1723 года, в числе 24 человек, не съехались, и, таким образом, П. снова не удалось составить обширную депутацию от "всего народа". Но времени терять было нельзя, ибо Вельяминов в конце января выехал из Глухова в Москву; важно было, чтобы депутаты поехали вслед за ним. Поэтому П. принужден был ограничиться лишь шестью человеками, и им были "ординованы от всей Малороссии нарочные посланники": Василий Кочубей, поехавший с целью выхлопотать давно обещанное ему Полтавское полковничество, Степан Гамалея, Григорий Грабянка, Петр Войцехович, Иван Холодович и Иван Доброницкий. Люди эти, за исключением первого, малоизвестные, повезли 30-го января челобитные: со старой просьбой об избрании нового гетмана вольными голосами и с новой - о замещении вакантных должностей генеральной старшины и полковников "годными и заслуженными малороссийскими людьми". Кроме того, П. написал письмо к самому царю, снабдил посланцев просительными письмами ко всем влиятельным лицам того времени (Меньшикову, Головкину, Шафирову и прочим, - всего восемнадцати лицам) и уполномочил депутатов данной им инструкцией ходатайствовать "где надлежит": 1) об избрании нового гетмана, 2) об отмене похода в Астрахань, 3) о комендантах, чтоб в Стародубе вовсе не было, и чтобы в других городах они не мешались в дела полковничьего управления, 4) о невзыскивании "пожилого" за беглых великороссийских крестьян и о других мелких делах и наградах. Но время, выбранное для посылки депутатов в Москву, было самое неудобное, так как надежда П. на помощь Меньшикова была неосновательна; последний в это самое время потерпел неудачу в захвате земель около Почепа: царь, узнавший по возвращении из похода, о сенатском указе, узаконившем этот захват, приказал уничтожить его и вызвал в Москву дьяка Лосева, межевавшего Почепщину, вместе с причастными к этому лицами из малороссийской старшины; поэтому Меньшиков и не мог быть ходатаем за П. перед царем. Кроме того, Вельяминов уже был в Москве и лично доложил государю о встреченных им противодействиях со стороны П.; последний, однако, полагал, что Малороссия существовать без гетмана не может, тогда как царь думал иначе. Отправив посланцев, П. стал делать распоряжения о том, чтобы полковники выступали в Ладожский и Терский походы; выступление в последний, по царскому указу, должно было состояться в начале февраля. Апостол, которому поручалось командование казаками в Терском походе и хлопотавший о том, чтобы выступление было отложено до начала апреля, дабы можно было идти "по траве", нашел себе поддержку в П., который желал угодить старому Миргородскому полковнику. Но Коллегия настаивала на скорейшем выступлении, и П. принужден был 2-го февраля разослать универсал о выступлении в Терский поход, а на другой день послал гонца к Борзаковскому, чтобы тот усиленно хлопотал об отсрочке. Хлопоты, однако, ни к чему не привели, так как 18-го февраля был получен из Москвы указ о выступлении в Терский поход "зимним путем". Ладожский же откладывался до 1-го апреля. Разослав универсалы во исполнение указа 18-го февраля, П. жаловался царю на происходящие от подобных походов трудности для обывателей и, в заключение, просил об отмене вовсе похода в Ладогу. Челобитные эти посланы были в Сенат 21-го февраля вместе с письмом П. к Вельяминову, у которого "наказной гетман" просил предстательства в народных нуждах. Но на все ходатайства П. из Москвы не было прислано никакого ответа и приходили лишь одни дурные вести: сначала П. получил известие о смерти в Москве одного из самых преданных и ловких своих помощников - Андрея Борзаковского, а затем о том, что 20-го февраля скончался в Москве зять его и самый близкий из шести посланников - Петр Войцехович. Затем, в марте было получено известие, что царь покидает Москву и едет в Петербург, не разрешив ни одного из ходатайств П., представленных ему через Кочубея с товарищами. Узнав об этом, П. 17-го марта отправил к посланцам наставление, в котором говорил, что если они получили удовлетворение только "на малые какие интересы", то чтобы заняли у кого-нибудь денег и ехали в Петербург. П. убеждал депутатов, чтобы они всячески старались добиться разрешения отправленных через них ходатайств и написал письмо к находившемуся тогда в Москве по Почепскому делу генеральному есаулу Жураковскому, прося его принять участие в ходатайствах "за общенародный всей отчизны интерес", "а в особенности об избрании гетмана". Но находившиеся в Москве представители малороссийской старшины, должно быть, видя отношение к себе в столице, пали духом и не верили в возможность получения какого-либо результата и в конце марта стали выезжать из Москвы на родину; только Гамалея и Грабянка остались там, надеясь попасть в Петербург. Узнав об этом, П. писал им обоим, "похваляючи им тое, что они два по усердию своему к общему делу" остались в Москве, и убеждал "доходить порученные им интересы" во что бы то ни стало, для чего разрешал даже ехать в Петербург. Но на просьбы их о необходимых для этой поездки средствах П. отвечал советом занять у кого-либо из архиереев, скупясь, видимо, помочь им своими личными богатствами; оставленные без средств, Грабянка и Гамалея принуждены были вернуться на родину.

Причиной неудачи с последней челобитной П. считал малое число депутатов, для чего и решил послать к царю всех полковников, которые должны были взять по челобитной от своих полчан. Наказных полковников П. заохочивал к поездке в Петербург тем, что они могли стать "целыми" полковниками, о замещении вакантных урядов которых упоминалось в челобитной. Поэтому П. разослал письма к полковникам, приглашая их съехаться в Глухов. Для рассылки "листов" были употреблены канцеляристы, которые, в видах скрытия от Коллегии истинной цели их посылки, назначались якобы для того, чтобы произвести ревизию правильности назначения казаков в Терский и Ладожский походы, так как здесь были злоупотребления со стороны старшины. Но мысль П. о посылке новой депутации в Петербург не осуществилась: старшина, не разделявшая его личных интересов, отлично понимала бессилие личной власти "наказного гетмана" и оказывала ему открытое непослушание. В то время как П. собирался посылать новые челобитные, совершились факты, которые ясно указывали на результат доклада Вельяминова царю - усиление власти Малороссийской Коллегии. Так, последняя в конце марта разослала по всей Малороссии новых сборщиков, которые должны были собирать налоги как со старшины, так и с мещан. Об этом П. узнал только от полковников; делая запрос Коллегии, на каком основании последняя вновь устанавливает сборы, отмененные царским указом, он не получил никакого ответа. П., делая распоряжения вопреки указам Коллегии, не справлялся, откуда Коллегия берет власть, и потому его распоряжения часто оставались совершенно недействительными В конце апреля П. получил через Коллегию копию с указа Сената об отсрочке Ладожского похода. Сделав распоряжение о возвращении выступивших уже в поход казаков и донося царю об исполнении указа, П. просил царя, чтобы сенатские указы присылались по-прежнему прямо в Генеральную Канцелярию, а не через Коллегию, так как он видел в этом обиду для себя. Прося о том, чтобы "правление дел малороссийского народа" было оставлено во всей своей неприкосновенности, П. и не подозревал, что в это самое время оно уже было всецело передано Коллегии, и что сам он, как и его товарищи-правители, вызывались в Петербург.

Вельяминов, прибывший в Москву в начале февраля, жаловался царю на неисполнение П. его требований о доставлении сведений, касавшихся сборов, и вообще на противодействие старшины своим распоряжениям. Доклада, представленного при этом царю Вельяминовым, не сохранилось, но содержание его видно, главным образом, из тех вопросных пунктов, которые были предложены П. и его товарищам в сентябре 1723 года, а также из указа 16-го апреля 1723 года: Вельяминов жаловался на рассылку П. без ведома Коллегии указа 13-го декабря 1723 г. на самовольную раздачу старшиной маетностей, на назначение в генеральном суде должности асессоров, на злоупотребления в этом суде и т. п. Следствием жалоб Вельяминова были указы 27-го февраля и 16-го апреля 1723 года. Первый, объявленный гораздо позже (вероятно, по представлению Вельяминова, ожидавшего для этого более удобного времени), говорил о назначении, по желанию казаков и прочих служилых малороссиян, полковников из русских, но, вследствие представления Вельяминова, лица, предназначенные для замещения полковничьих урядов, сперва были посланы в Малороссию в качестве комендантов. Второй указ (16-го апреля) представлял собой свод решений Петра Великого на доклад Вельяминова и заключал в себе пункты: 1) об установлении сборов со всех без исключения, поровну; 2) о предоставлении Коллегии права разбирать жалобы казаков, поверстанных старшиной в крестьянство, и обращать их снова в казачье звание; 3) о составлении подворной переписи казачьего и крестьянского населения всей Малороссии; 4) о разрешении Коллегии сноситься с полковой старшиною, минуя Генеральную Канцелярию, если та будет медлить в исполнении распоряжений Коллегии; 5) о запрещении генеральной старшине рассылать универсалы "о важных делах" без предварительного утверждения их Коллегией; 6) об отмене разных "непотребных" сборов с народа, которые установлены были самой старшиной для личной пользы и о которых П. узнал от сборщиков (праздничные подарки, мазепщина, ярмарочный сбор и др.), и пункт 7) в котором было сказано: "что же П. и старшина, невзирая на данные им наши указы, послали некоторые указы без совету с президентом Коллегии, того ради велено для ответа быть сюда полковнику П. и из старшин - Савичу и Чарнышу". Вслед за этим указом, 29-го апреля, был издан другой, по которому князь Голицын (Михаил Михайлович) назначался главным командиром над всеми нерегулярными войсками, в том числе и малороссийскими казаками, с подчинением ему Малороссийской Коллегии "во всем том, что будет касаться до воинских отправлений".

Указ 16-го апреля 1723 года передавал всю власть гетмана Коллегии, и генеральная старшина должна была только исполнять ее распоряжения, как исполняла раньше распоряжения гетмана. Этим указом уничтожались все ее привилегии: она должна была теперь наравне с прочими платить налоги и лишилась возможности получать сборы, установленные ею самой с народа, который, таким образом, получал большую льготу. Поэтому Петр Великий боялся, что старшина не откажется от своих привилегий без протеста, для чего казаки, по приказу царя, и были выведены Голицыным "в поле" под видом опасности для Малороссии от татар, а обнародование указа было поручено усмотрению Вельяминова, приведшего его в исполнение по частям. Таким образом, статья указа об обложении маетностей старшины налогами была объявлена, как мы видели, еще в марте; другие же статьи Вельяминов решил привести в исполнение по своем возвращении в Глухов, для чего предварительно хотел удалить оттуда П. и товарищей. Указ о вызове П. с товарищами в Петербург был почему-то послан от имени киевского губернатора князя Голицына (Дмитрия), бывшего тогда в Москве, и привезен в Глухов 22-го мая курьером князем Енгалычевым. Указ смутил П. больше всего тем, что он не успел еще послать задуманной депутации, которая должна была прибыть в Петербург ранее его. Но так как времени для созыва большого числа депутатов было мало, то П. пришлось опять послать лишь несколько человек, а именно, бывших тогда в Глухове: Петра Корецкого и Ивана Кирпича - наказных полковников Стародубского и Переяславского, Григория Грабянку и канцеляристов Николая Ханенка и Дмитрия Быковского. В видах предупреждения подозрения царя насчет того, что челобитные посылались только старшиной, а не народом, к чему его могло побудить то обстоятельство, что челобитные отправлялись после вызова старшины в Петербург, в журнале Генеральной Канцелярии день отъезда депутации был помечен 13-го мая, тогда как на самом деле он произошел 24-го мая. Корецкий с товарищами повез три челобитные; первая из них заключала просьбы о избрании гетмана, о замещении полковничьих вакансий в Стародубе, Переяславе и Полтаве, об отмене "пожилого платежу" за беглых великороссийских людей, об уменьшении воинского постоя; вторая и третья - о возвращении из Коллегии неправильно взятых налогов, об уничтожении должности комендантов в Стародубе и Полтаве, о неправильном требовании Вельяминовым хлебного жалованья и проч. Как и при посылке предшествовавших депутаций, посланцы и на этот раз снабжены были письмами к Меньшикову, Головкину и другим влиятельным лицам того времени; кроме того, была составлена и послана челобитная к императрице с просьбой об исходатайствовании "пожелательного указа" и, в противность раньше бывшим, депутаты были снабжены деньгами на поездку из войсковой казны (около 700 рублей).

Отправив Корецкого, П. стал и сам собираться к отъезду, но решил еще раз попробовать собрать подписи от всего народа на новых челобитных, для чего и были вызваны полковники со старшиной в Глухов. С этой целью им были написаны письма к полковникам (кроме Танского и Толстого, так как П. знал, что они его все равно не послушаются) с просьбой "скоро-наскоро" прибыть в Глухов к 31-му мая, "понеже панове малороссийские имеют сих времен отъезжать в Петербург". 30-го мая П. отправил в Петербург нарочного Якова Карпеку с донесением о том, что "паны, правящие Малороссию, в указный путь готовы", и просил при этом царя выслать ему подорожную ввиду дальности и трудности пути; последней просьбой П. хотел лишь выиграть время для того, чтобы собрать старшину в Глухов, ибо он мог получить подорожную и от Вельяминова. Отъезд Карпеки состоялся 30-го мая, в журнале же генеральной канцелярии он опять был помечен раньше, - именно 23-им числом; П. хотел показать этим царю свою исполнительность, собравшись якобы к отъезду на другой день по получении указа о выезде. Карпека повез с собой наставление депутатам, которые должны были по нему стараться представить челобитные в Сенат до прибытия правителей и "в разрешение их доходить резолюций".

1-го июня возвратился в Глухов Вельяминов и стал торопить П. с отъездом; прибытие его, таким образом, должно было изменить планы П. Тотчас же им была послана в Канцелярию промемория, в которой сообщалось об указе 16-го апреля, за исключением статьи об отмене старшинских поборов с народа. В этой промемории Вельяминов снова требовал от П. сведений о сборах, но тот отвечал, что об этом было еще раньше объявлено в Коллегию (в августе 1722 года). Послав эту промеморию 5-го июня, Вельяминов на другой день отправил в Канцелярию указ Коллегии о выступлении казаков в поход под начальством Голицына. Разослав универсалы о выступлении в поход, П. спешил закончить челобитные, которые он хотел лично представить царю. Заготовлено их было две: одна должна была быть подписана генеральной старшиной и полковниками, а другая - полковой старшиной и сотниками. Но и на этот раз П. не удалось собрать много подписей: лица, приглашенные им письмами от 26-го мая, не приехали, и "наказной гетман" принужден был послать их 3-го июня с канцеляристом Филиппом Борзаковским для подписи в ближайший к Глухову Прилуцкий полк. Миргородскому полковнику Апостолу, только что возвратившемуся тогда из Царицынского похода, челобитную П. послать не успел, а отправил ему лишь копию с нее с просьбой послать ее вслед за правителями, если полковник пожелает этого. Решив не дожидаться возвращения Карпеки, П. стал собираться выезжать, к чему торопил и Вельяминов, выдавший ему подорожную, и 13-го июня он покинул Глухов, взяв с собой десять компанейцев для охраны и 800 рублей из войскового скарба, "на подъем панам правителям в дорогу" (400 рублей) и "на дорогу для всякой потребы" (400 рублей). Уезжал П. из Глухова, по-видимому, все еще с надеждами отстоять свои "права и вольности", ибо вез с собой новые челобитные, заключавшие в себе, главным образом, просьбы об освобождении старшинских имений от налогов. Оставшиеся в Глухове "правители войсковых дел и порядков" - генеральный есаул Василий Жураковский и генеральный бунчучный Яков Лизогуб - получили от П. поручение добыть дополнительные челобитные, и Жураковскому, разделявшему взгляды П., удалось достать таковые от полковников Апостола и Милорадовича. Отправлены эти челобитные были 18-го июля с Василием Быковским, который также повез составленную Жураковским челобитную об отмене налогов со старшинских имений; поводом к посылке этой челобитной послужи л полученный незадолго до этого времени (4-го июня) сенатский указ об отмене налогов, установленных старшиной. Около этого же времени был получен в Генеральной Канцелярии указ от 23-го июня, который, по-видимому, был ответом на челобитные, повезенные Корецким, и заключал в себе решительный отказ в избрании нового гетмана. Поводом к этому, как говорилось в указе, было то обстоятельство, что гетманы, начиная с Хмельницкого и до Скоропадского, все являлись изменниками, от чего терпело Московское государство, а особенно Малая Россия, почему для выбора верного человека в гетманы нужно его еще сыскать, а до этого устанавливалось правительство (Малороссийская Коллегия), - "и для того в сем деле докучать не надлежит". Последние слова этого указа могут достаточно объяснить причину ареста П. и его товарищей тотчас же вслед за получением так называемых Коломацких челобитных.

Жураковский и Лизогуб, оставшиеся за отъездом П. правителями в Глухове, занялись двумя важными делами: составлением, по поручению Коллегии, ревизской переписи всей Малороссии и походом Голицына. С этого времени в деле П. выступает Миргородский полковник Данило Апостол. Это был старейший и популярнейший полковник во всем "войске", человек ловкий, сумевший в продолжение 44 лет (с 1682 года) последовательно занимать уряд Миргородского полковника, что является единственным примером во всей истории Малороссии. Апостол не сочувствовал планам П., ибо сам искал булавы. Еще в феврале 1723 года, когда был получен указ о выступлении в поход в Астрахань казаков под начальством Апостола, он, не зная, как идти к достижению своих желаний, прямо написал к царю письмо, прося не об избрании нового гетмана, а о пожаловании его, Апостола, в эту должность за долгую и верную службу (хотя он и был замешан в деле Мазепы, явившись одним из главных его помощников, но ловко выпутался из него). В Глухов Апостол не ездил, ибо не желал помогать П., но когда ему была прислана, по поручению П., копия с челобитной, то Апостол к ней присоединился, ибо в ней говорилось лишь об отмене сборов со старшинских имений и об сокращении воинского постоя, а не об избрании гетмана. Челобитная эта была отослана П. 18-го июля, а в половине августа 1723 года Апостол, по приказу князя Голицына, выступил в поход к Буцкому броду. Воспользовавшись сбором всех полков в конце августа у речки Коломаха (Полтавского уезда), Апостол составил две челобитные от всего войска, чего не мог достигнуть П. Первая содержала в себе просьбы об отмене сборов и являлась переделкой Полуботковской, а вторая - об избрании нового гетмана, составленная самим Апостолом. Собраны были подписи, и в сентябре, вернувшись домой, Апостол передал челобитные в Генеральную Канцелярию. Выбранные Жураковским для отправки челобитных к царю сотники: Новгород-Северский - Семен Галецкий и Сенчанский - Кирилл Криштофенко, были арестованы Коллегией, которая, вероятно, имела указ не пускать больше посланцев в Петербург, и Жураковский 20-го октября послал с челобитными без ведома Коллегии канцеляриста Ивана Романовича. Эти челобитные, как увидим ниже, и явились главной причиной заключения П. и его товарищей в крепость.

Отправившись из Глухова 13-го июня, П. приехал в Москву и пробыл там около двух недель, с целью, вероятно, разузнать у своих покровителей о причине его вызова в Петербург. В Петербург он приехал с Савичем и Чарнышем 3-го августа и остановился в доме Бутурлина (князь-папа). Представление П. и его товарищей царю состоялось 6-го августа на острове Котлине и обошлось, по-видимому, благополучно, ибо затем "наказной гетман" "визитовал" разных вельмож, которые принимали его приветливо. Объяснений от П. никаких не требовали и вообще было видно, что целью вызова его в Петербург было лишь удаление его с товарищами из Глухова, дабы они не помешали Вельяминову своими противодействиями приводить в исполнение указ 16-го апреля. С этих пор П. уже действовал, не соображаясь с обстоятельствами, имея в виду лишь возвращение отнятых царем старшинских привилегий. Тогда как Петр, по возвращении из Персидского похода, задумал уничтожить обособление Малороссии, выставляя главной причиной этого уничтожения угнетение народа старшиной, П. старался как раз добиться обратного и своими новыми челобитными подал повод к тому, что царь на него разгневался. Несмотря на то, что ответ на все просьбы П. был дан в указе 16-го апреля, кроме вопроса об избрании нового гетмана, а указом 23-го июня велено этим "не докучать", П. все-таки надеялся отстоять "давнины". Прибыв в Петербург еще 3-го августа, П. все еще не решался подать привезенные им челобитные, но, ободренный несуровым приемом, решил подать не только их, но прибавить к ним еще новое ходатайство об уничтожении Малороссийской Коллегии и об учинении вместо нее генерального суда "в седьми персонах". Привести это последнее намерение в исполнение было нетрудно, так как у П., кроме челобитных, был еще с собой особый "бланкет", на котором были собраны лишь одни подписи старшины, и куда было легко переписать челобитную в измененном виде (этот "бланкет" был заготовлен под тем предлогом, что в Петербурге могло понадобиться изложить челобитные по-великорусски). 13-го сентября произошла подача челобитных: одна (с просьбой о ненарушимом содержании судов) была подана в Иностранную Коллегию, а другая - в Сенат. Петр Великий, знавший, что старшина злоупотребляет именем народа, говоря, что челобитные исходят от него, разгневался на П. за его настойчивость, а особенно за то, что П. просил об уничтожении Малороссийской Коллегии, без которой немыслимы были те нововведения в Малороссии, которые задуманы были Петром. Поэтому, вслед за подачей П. челобитных, Петр Великий послал бригадира Румянцева в Малороссию с целью разузнать, насколько народ действительно участвовал в составлении челобитных, а, кроме того, приказал допросить П. и его товарищей по тем пунктам, которые были представлены Вельяминовым весной в доказательство противодействий П. распоряжениям Коллегии. Допрос производился в Тайной Канцелярии; П. и его товарищей допрашивали, главным образом, по пунктам относительно установления должности "асессоров" в Генеральном Суде, рассылки устрашительных для крестьян универсалов без ведома Коллегии и некоторых злоупотреблений старшины при назначении урядников. На эти обвинения П., а частью Савич и Чарныш, иногда уклонявшиеся под разными причинами от ответов, могли дать удовлетворительные объяснения; вообще по этим отдельным случаям нельзя было вывести какого-либо определенного заключения без расследования их на месте, и потому весь этот допрос носит характер случайный, вызванный гневом царя на П. по поводу поданных им 13-го сентября челобитных На этот случайный характер допроса указывает и то обстоятельство, что Румянцев не уезжал еще в Малороссию. Поездки его в Малороссию П. сильно боялся, ибо знал, что при расследовании окажется, насколько не только чернь, но и старшина мало знает о челобитных вообще и о включении в них пункта об уничтожении Малороссийской Коллегии в особенности. Кроме того, можно было ожидать, что народ подаст Румянцеву множество жалоб на старшину, о которой, именно, ходатайствовал П. в своих челобитных. Поэтому П. хотел предупредить близких ему людей о приезде Румянцева, чтобы не дать ему возможности собрать на месте улик старшине в тех насилиях, ради которых и учреждена была, по словам царя, Малороссийская Коллегия. С этой целью П. отправил с Быковским письма к Жураковскому и Лизогубу и приложил к ним подробное наставление, как действовать ввиду приезда Румянцева; наставление это было составлено Николаем Ханенком и заключало в себе советы старшине о том, чтобы та поспешила, в каждом данном случае, загладить свои злоупотребления, "наградив обидимых для своей пользы". Для сведения были приложены к письмам и копии с челобитных, поданных 13-го сентября.

В то время, как П. отправлял в Малороссию Быковского, прибыл 10-го ноября с Коломацкими челобитными Романович и тотчас же подал их Петру. Царь выходил в это время из церкви св. Троицы, принял челобитные и зашел в кофейный дом для их прочтения. По прочтении их царь тотчас же "с великим гневом и яростию" велел генерал-майору А. И. Ушакову взять под караул П., Савича, Чарныша и всех, кто с ними тогда был. Ото всех их тотчас же были отвязаны сабли, и они отправлены в Петропавловскую крепость. Вместе с П., Савичем и Чарнышом были еще арестованы: Грабянка, Кирпич, Корецкий, Володьковский, Ханенко, Быковский, Романович и другие мелкие и малоизвестные урядники. Коломацкие челобитные, привезенные Романовичем, истощили терпение царя, тем более, что в них снова говорилось об избрании гетмана, чем не велено "докучать" указом от 23-го апреля, и хотя П., может быть, и не было известно содержание их, пришлось отвечать ему. Гнев царя был поддержан еще тем, что при аресте имущества П. и его товарищей был найден черновик мемории Николая Ханенко, и таким образом царь убедился в том, что старшина в своих ходатайствах лишь прикрывается именем народа. Вслед за арестом П-ка немедленно выехал в Малороссию для производства следствия Румянцев, который получил приказ забрать бумаги арестованной старшины и в Малороссии. Но П. успел предупредить близких и старшину о приезде Румянцева через своего слугу поляка Николая Лаговича, передавшего изустно содержание мемории. Таким образом, бумаги П. были частью сожжены в Глухове, а частью отправлены в далекое, находившееся в Лебединском уезде, село Михайловку, принадлежавшее ему. Жураковский и Лизогуб также были предупреждены, разослали по полкам "научительные пункты", как поступать с Румянцевым, и советовали старшине кончать свои дела миром, "награждая обидимых для своей пользы"; этому подавал пример и сам Жураковский, который стал усердно разбирать жалобы и удовлетворял "обидимых".

Румянцев прибыл в Глухов 24-го ноября вместе со своими помощниками: братом Никитой и зятем графом Муравьевым. Произведя несколько арестов (канцеляриста Валькевича, сотников Галецкого и Криштофенко), Румянцев начал объезд Малороссии 13-го декабря со Стародубского полка и закончил его в первых числах февраля 1724 года. При объезде Румянцевым Малороссии ему было подано множество жалоб от народа на притеснения от старшины; разбором этих жалоб занимались все лето 1724 года особо назначенные им лица. Из произведенного Румянцевым следствия выяснилось, что народ не принимал никакого участия в составлении челобитных. Им были арестованы и отправлены в Петербург: Апостол, Жураковский, Лизогуб, Галецкий, Криштофенко, Валькевич и Данило Забела; имения П., Савича, Чарныша и Апостола были конфискованы. На место смещенной Румянцевым старшины были назначены, по указанию Петра, такие лица, которые "к делу П. не приставали и желали быть Коллегии". Такими новыми правителями Генеральной Канцелярии явились: Иван Левенец, Федор Потребич-Гречаный и Иван Мануйлович. Румянцеву поручено было также исследовать возникшие по доносу Псковского епископа Феофана Прокоповича подозрения о сношениях П. с Орликом, но расследование Румянцева показало, что они были неосновательны. Письмо же царя от 14-го марта 1724 года о том, чтобы Румянцев расследовал, справедлив ли донос на П. с товарищами в том, что ими было послано письмо в Запорожье из Петербурга, не застало Румянцева в Глухове, откуда он выехал 15-го марта. По возвращении своем в Петербург Румянцев, таким образом, удостоверил тот факт, что народ не принимал никакого участия в составлении челобитных, поданных П. с товарищами. Особенно много материала для обвинения П. дали Петр Валькевич и Данило Забела, которые, будучи недовольны на "наказного гетмана", являлись добровольными обвинителями его перед царем.

Допрос, начатый в половине сентября по пунктам Вельяминова и касавшийся вопросов о назначении "асессоров", рассылки универсала о повиновении крестьян своим державцам и т. п., был закончен в этом же месяце; допрос же по обвинению П. в подлоге челобитной, поданной 13-го сентября, посылке Лаговича, сношениях "Орликом и Запорожьем был произведен весной 1724 года. Следствие Румянцева успокоило царя в том отношении, что он убедился в невозможности серьезного протеста со стороны народа его нововведениям в Малороссии; заявления П. являлись, таким образом, протестом только одной старшины, которая к тому же была разъединена не только с народом, но и между собой. Поэтому царь и не поступил с П. и его товарищами так круто, как он поступал вообще с противниками своих предначинаний. Неизвестно, как бы поступил Петр Великий с П. и его товарищами, но сам П. не дождался решения своей участи: он скончался в Петропавловской крепости 18-го декабря 1724 года (у Маркевича 17-го) и погребен 29-го декабря при церкви св. Самсония, за Малой Невою, в С.-Петербурге.

Автор "Истории Руссов" (по всей вероятности, Г. А. Полетика - см. выше), а вслед за ним историки Малороссии, Д. Н. Бантыш-Каменский и А. Маркович, выставляют Полуботка героем, защитником старины и народа. Однако, это мнение противоречит действительности. Вся деятельность Полуботка, которой вышеупомянутые историки стараются придать оттенок гражданской доблести, представляет лишь удивительный пример настойчивости в достижении раз намеченных целей и свидетельствует только о том, что П. действовал в своих личных интересах, состоявших, главным образом, в достижении гетманской булавы. Не только нельзя сказать, что П. являлся борцом за народ, интересы которого шли вразрез с интересами его и старшины, но нельзя его назвать и выразителем желаний этой последней (как думает о нем A. M. Лазаревский), ибо старшина, как мы видели, постоянно отказывала П. в своем содействии. Сильно стесненный в своей власти Коллегией, П. ходатайствовал об ее уничтожении, тогда как народ понимал, что та старшина, которая беззаконно наживалась на его счет, не могла стать его заступницей, и радовался учреждению Коллегии, куда он подавал множество жалоб, не надеясь получить удовлетворения их местным судом. Нельзя верить и подлинности приводимой у Бантыш-Каменского речи, будто бы сказанной П. при аресте его 10-го ноября 1723 года: зная горячий характер императора Петра Великого, трудно предположить, чтобы он выслушал до конца длинную и дерзкую речь П.; к тому же и язык речи сразу изобличает подделку. По мнению H. И. Костомарова, П. был лишь одной из жертв, принесенных для государственных целей, которые во всей деятельности Петра всегда стояли на первом плане.

А. М. Лазаревский, "Павел Полуботок", очерк из истории Малороссии XVIII века - "Русский Архив" 1880 г., кн. I, стр. 137-209; Н. И. Костомаров, "Павел Полуботок"-"Русская Старина" 1876 г., т. XV, стр. 500-525; Я. Ш., "Павел Полуботок, полковник Черниговский" (1705-1724), к портрету - "Киевская Старина" 1890 г., декабрь, стр. 522-538; А. Я. Ефименко, " Двенадцать пунктов Вельяминова"-"Киевская Старина" 1888 г., кн. X; Д. Онацкий, "К родословной Полуботок" - ibid. 1887 г., № 2, стр. 365-366; гр. Милорадович, "Малороссийское дворянство", Чернигов, 1891 г., стр. 6-9; кн. А. Б. Лобанов-Ростовский, "Русская родословная книга", т. II, СПб. 1895 г., стр. 118-120; Д. Н. Бантыш-Каменский, "История Малой России", изд. 4-е, Киев. 1903 г., стр. 399, 400, 421, 424, 425, 427-432; А. Маркевич, "История Малороссии", Москва. 1842-1843; А. Лазаревский, "Черниговская летопись по новому списку (1587-1725) и "Коломацкие челобитные", К. 1890 г., стр. 80, 31-35; Из архива графа Г. А. Милорадовича (оттиски из "Черниговских Губернских Ведомостей"), стр. 13-53; "Краткое историческое описание о Малой России", стр. 39-40; А. М. Лазаревский, "Описание Старой Малороссии", т. I, "Полк Стародубский", Киев. 1889 г.. стр. 38; т. II, "Полк Нежинский", Киев. 1893 г., стр. 329, 520; т. III, "Полк Прилуцкий", Киев. 1902 г., стр. 40-41, 128, 256, 302, 371; "Летопись Самовидца", Киев. 1878 г., стр. 304, 306, 307-309; Шерер, "Annales de la Petite Russie" (речь Полуботка); граф Милорадович, "О роде дворян Полуботок", Киев. 1870 г.; он же, "Акты фамилии Полуботок с 1669-1734 г. Чернигов. 1889 г.; А. Лазаревский, "Говорил ли Полуботок Петру Великому речь, приводимую Конисским?"-"Основа", 1861 г., № 8, стр. 9-13; Бантыш-Каменский, "Словарь достопамятных людей русской земли", ч. IV, М. 1836, стр. 164-170; "Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона", т. 24, стр. 382; "Энциклопедический словарь Старчевского", СПб. 1854 г., т. IX, ч. I, стр. 251; В. Н. Строев, "Павел Полуботок" - "Журнал для всех" 1902 г.; "Дневник Марковича", ч. I, стр. 6, 14, 202; Лазаревский, "Из семейной хроники Берлов"-"Киевская Старина" 1889 г., № 1, стр. 101-133; гр. Милорадович, "Опись имуществу Полуботка" "Чтения в Московском Обществе Истории и Древностей" 1862 г., кн. III, смесь, стр. 1-90; "Акты, до маетностей Полуботков относящиеся", ibid., стр. 91-133; "История Руссов"; Ригельман, "Летописное повествование о Малой России", ч. III, стр. 50; Соловьев, "История России), изд. 2-е, т. XVIII, стр. 229, 231, 234, 235, 238; "Сборник Императорского Русского Исторического Общества", т. III, стр. 352, 395; "Полное Собрание законов", т. VII, №№ 4173, 4196, 4200, 4252; "Описание всех обитающих в Российском Государстве народов", СПб. 1799 г., ч, IV, стр. 324; "Записки Черниговского губернского статистического Комитета", вып. I, стр. 58; "Генеральное следствие о маетностях Черниговского полка", Чернигов. 1892 г.; А. Лазаревский, "Обозрение Румянцевской описи Малороссии", Чернигов. 1866 г.; он же, "Украинские исторические мелочи", Киев. 1901 г., стр. 26 - 27; "Труды Археографической комиссии Московского Археологического Общества" 1901 г., т. II, вып. I, стр. 149 - 150; "Вестник всемирной истории" 1901 г., № 2, стр. 205; "Генеральное следствие о маетностях Переяславского полка" - "Сборник Харьковского историко-филологического Общества", т. 8, Харьков. 1896 г., стр. 244 -288.

Вад. Модзалевский.

{Половцов}

Полуботок, Павел Леонтьевич

Полковник и наказный гетман малороссийский. После измены Мазепы П. был одним из двух кандидатов на гетманскую булаву, но Петр Великий выбрал слабого Скоропадского, а о П. выразился так: "этот очень хитер, он может Мазепе уравниться". Пожалованными грамотами за П. было утверждено более 2000 дворов, и он сделался одним из. первых богачей в Малороссии, жил широко и даже держал у себя "двор" наподобие гетманского. По смерти Скоропадского ему "обще с генеральною старшиною" поручено было впредь до избрания нового гетмана ведать малороссийскими делами; но в это же время была учреждена "малороссийская коллегия" с целью ослабить значение местного самоуправления и защищать простой народ от старшин. Вельяминов, стоявший во главе коллегии, сказал однажды П. с товарищами: "согну я вас, что и другие треснут. Уже ваши давнины перемнить велено, а поступать с вами по новому". П. решился всячески бороться на легальной почве с Вельяминовым и его новшествами. Вначале, казалось, успех склонялся на сторону П. и малороссийских автономистов; Сенат, которому они жаловались на Вельяминова, отменил многие из его распоряжений; сторону П. держал из личных, корыстных побуждений и Меншиков. Вельяминов жаловался на непослушание П. царю. Результатом жалобы были указы 1723 г., предоставившие еще более значительную власть малороссийской коллегии; к ней переходила вся прежняя гетманская власть; на полковничьи уряды велено было назначать не малороссиян, а великорусов. П. и его два главные помощника (Савич и Черныш) вызваны были для объяснений в Петербург. Между тем П. "докучал" царю депутациями и челобитными о выборе гетмана и уничтожении коллегии. Петра это сильно раздражало; он послал в Малороссию Румянцева произвести следствие о челобитных, подававшихся П. от имени народа, а П. с товарищами велел посадить в Петропавловскую крепость. Имущество П. было описано. П. умер в крепости в декабре 1724 г. Личность П., очевидно - вследствие его печальной участи, была окружена впоследствии ореолом мученичества и идеализирована. Неизвестный автор "Истории Руссов" вложил ему в уста смелую обличительную речь, которую он будто бы сказал Петру Великому. Под портретом П. в 1-м изд. "Истории Малороссии" Бантыш-Каменского приводится отрывок этой апокрифической речи: "вступаючись за отчизну, я не боюсь ни кандалов, ни тюрьмы, и для меня лучше найгоршою смертью умерти, як дивитися на повшехну гибель моих земляков". См. монографии Лазаревского ("Русский архив", 1880, I) и Костомарова ("Историч. монографии", т. XIV).

- [около 1660 ‒ 18(29).12.1723, Петербург], украинский военный деятель. В 1706‒22 черниговский полковник. В 1722‒23 наказной гетман Левобережной Украины. Во время измены И. Мазепы в 1708 был в числе четырёх полковников, оставшихся верными Петру I.… … - полковник и наказный гетман малороссийский. После измены Мазепы П. был одним из двух кандидатов на гетманскую булаву, но Петр Великий выбрал слабого Скоропадского, а о П. выразился так: этот очень хитер, он может Мазепе уравниться. Пожалованными … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- (ок. 1660 29 ноября 1724) «наказной гетман» (исполняющий обязанности гетмана) Украины (1722 1724) после смерти Ивана Скоропадского, черниговский полковник. Выступал против ограничений украинского суверенитета. Арестован по приказу Петра I,… … Википедия

Полуботок, Павел Леонтьевич Павел Леонтьевич Полуботок. Гравюра начала XIX века. Павел Леонтьевич Полуботок (Полуботко) (ок. 1660 29 ноября 1724) «наказной гетман» (исполняющий обязанности гетмана) Украины (1722 1724) после см … Википедия

Павел Леонтьевич (ок. 1660 18.XII.1723) укр. казацкий полковник, наказной гетман. С 1706 черниговский полковник. Во время измены И. Мазепы в 1709 был в числе четырех полковников, оставшихся верными Петру I. Самый богатый феодал на Левобережной… … Советская историческая энциклопедия

Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.

Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.

Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…

Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.

Даль, Владимир Иванович
Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел

Варламов, Александр Егорович
Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.

Некрасов Николай Алексеевич
Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.

Горький, Максим
По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.

Жихарев Степан Петрович
Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.

Шервуд-Верный Иван Васильевич
«Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».

Обольянинов Петр Хрисанфович
…фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».

Популярные биографии

Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич